Евгений Бузни - Александра

В ответ на просьбу рассказать о себе Евгений Николаевич кратко изложил биографию и завершил рассказ тем, что его больше всего удивило:

— Вот переехал в Москву. Мне говорили о сложностях московских взаимоотношений, но я не предполагал, что, спустя всего несколько дней моей работы на новом месте, когда практически никто ещё не мог успеть узнать меня, кто-то сможет написать на меня анонимку. Почему я об этом говорю? Мне не хочется, чтобы у меня в коллективе с кем-нибудь складывались непонятные отношения. Я человек прямой. Если что-то делаю не так, пожалуйста, говорите мне. Охотно выслушаю и исправлю. Много лет проработал с комсомольцами.

Мы привыкли быть откровенными. Честное слово, я за собой ничего не прячу. Буду рад, если и ко мне вы будете подходить открыто, а не через письма руководству. По-моему, я не успел никому насолить.

Всё это Евгений Николаевич высказывал совершенно без обиды в голосе, спокойно, проявляя искреннее удивление.

Дальше собрание пошло дежурным порядком по намеченному плану.

Никто ничего не сказал по поводу выступления Инзубова. Но после собрания директор на ходу пожурил его:

— Зря это ты на собрании насчёт анонимки.

— Почему зря? Пусть знают, что у нас делается. Просто смешно, что не успели узнать и уже пишут. А что хоть написали?

— Да ты не ершись. Когда надо, скажем тебе.

Уходя, директор вдруг задержался и спросил как бы вскользь:

— Слушай, у тебя нет случайно пару тысяч ненадолго? Мне тут нужно для одного дела.

Инзубов задумался на секунду. Не было их у него не только с собой, но и на сберкнижке. Но он подумал, что сможет достать у друзей, и ответил:

— Герман Захарович, при себе нет такой суммы, но дня через два могу организовать.

— Да нет, не надо. Пожалуй, обойдусь.

Зайти к директору поговорить об анонимке не удавалось. Герман всегда был занят. Василий Петрович встречался с Евгением каждый день, иногда вместе пили кофе, вместе ездили на книжную ярмарку, проводившуюся на ВДНХ.

Об анонимке он, вроде бы, слышал от директора, но не очень конкретно. Говорил, что письмо без подписи пришло не в издательство, а в Комитет по печати.

Но вот директор вызвал к себе в кабинет и представил молодому человеку в чёрном костюме с чёрным галстуком, какие обычно носят в министерских заведениях. Незнакомец сказал Инзубову о том, что в Комитет по печати пришло анонимное письмо, в котором упоминается приход на работу нового заведующего редакцией. В связи с этим Комитет интересуется обстоятельствами появления в Москве Инзубова.

Сказать, что Евгений Николаевич и сейчас был спокоен, было бы неверно. Внешне — да, этого отнять было нельзя. Но внутри начинало всё клокотать.

Что же это за город такой, что уже написали в министерство, хотя ничего ещё им не сделано в Москве? Какой криминал в том, что он устроился на работу?

Мало ли таких приезжает? И другое, о чём он тут же спросил в ответ на вопрос министерского представителя:

— Насколько мне известно, вчера или позавчера вышел указ о том, чтобы не рассматривать анонимные жалобы. Он что, не действует?

— Да, — ответил представитель, — но это письмо поступило раньше и потому мы обязаны его разобрать.

— Ну, а что тут разбирать, собственно? Пригласил меня для участия в конкурсе главный редактор. Были ещё другие претенденты. Комиссия проголосовала за меня. Вот и вся история. В чём проблема? В чём меня обвиняют?

— Давайте вы будете отвечать на мои вопросы, а не я на ваши, — твёрдо сказал представитель.

«Конечно, — подумал Евгений Николаевич, — молодой, но уже занозистый.

Работает в министерстве под чьим-то крылом и чувствует себя богом».

Вслух сказал:

— Так что же нужно от меня? Может я плохо работаю? Не выполняю обязанности? Есть основания считать меня профессионально непригодным? Есть или нет? — обратился он уже непосредственно к директору. — Герман Захарович, у вас есть претензии ко мне по работе?

Директор, сидевший как бы в стороне, встрепенулся, отвечая:

— Нет-нет, Евгений Николаевич, по работе претензий нет.

Министерский работник поднял кисть руки останавливающим жестом:

— Минутку. Евгений Николаевич, где вы работали до издательства?

— Я думаю, вам уже говорили и в деле есть сведения, что я работал в Ялте. Но, если хотите, я принесу вам сейчас некоторые мои публикации для знакомства? Они как раз у меня в кабинете.

— Да, пожалуйста.

Евгений Николаевич вышел и через минуту принёс стопку книг и журналов, которыми занял весь стол, рассыпав их веером.

— Вот сборники научных трудов, которые я редактировал, вот журналы с моими публикациями, вот книги с моими рассказами.

— Вы член Союза писателей? — Спросил представитель, немного опешивший от количества различных изданий, оказавшихся на столе в связи с вопросом об Инзубове.

— Нет, не вступал пока, но важно ли это?

— В какой-то степени да, поскольку у нас есть ещё письмо и от одного известного литератора.

— Ах, вот что, тогда начинаю понимать, чем объясняется ваше пристальное внимание ко мне.

— Об этом говорить сейчас не будем. Мне всё ясно. Спасибо. — И обращаясь к директору: — Можем отпустить Евгения Николаевича?

— Да, конечно.

Собрав книги и журналы, Инзубов вышел. Картина ему стала яснее ясного. Поэты, чьи стихи он не пропустил, начали действовать.

Прошло ещё несколько дней работы, когда директор издательства заглянул в редакцию Евгения Николаевича и, поинтересовавшись, всё ли у них хорошо, как бы в шутку, глядя на заведующего, произнёс:

— А под кем-то кресло качается.

Евгений Николаевич рассмеялся в ответ:

— Если подо мной, то это не страшно. И упаду, так не ушибусь. Я привык качаться на стуле.

— Ну-ну, — пробормотал директор и вышел.

Спустя некоторое время, потраченное на подготовку рукописей книг — дело то, в общем, было знакомое, исключая детали, Евгений Николаевич был опять вызван директором к себе. В углу кабинета, как бы в стороне от разговора, грузно восседал в кресле главный редактор.

Перекладывая зачем-то на столе бумаги с места на место, несколько смущаясь, директор предложил сесть и после некоторой паузы сказал, наконец:

— Вот ведь какая получается история. Там в Комитете думают, что вы дали большую взятку за переезд в Москву и устройство на работу. Крутили, вертели и потребовали от нас, в целях экономии средств, провести сокращение одной должности заведующего редакцией. Так как вы сотрудник новый, то, естественно, вы и попадаете под сокращение. Такая петрушка получилась. Что вы думаете по этому поводу?

Евгений Николаевич не стал ни кричать, что было не в его характере, ни возмущаться несправедливыми обвинениями. Он спокойно спросил: