Эндрю Ридкер - Альтруисты

— Знаешь, сколько раз в жизни мне пригодился бы электрический чайник? Сколько раз в жизни мне хотя бы приходило на ум это слово?! Ноль. Вот сколько. Ноль раз.

Франсин с коварством практикующего психолога продолжала стоять на своем:

— Это не просто электрический чайник. Посуди сам. Представь: Итан сидит у себя в комнате, к нему кто-то заходит, а он в этот момент заваривает себе чай — или горячий шоколад. И этот человек говорит: «О, класс, можно и мне чашечку?» У них завязывается беседа… Понимаешь, о чем я? Итану и так будет непросто в новой обстановке, среди незнакомых людей… Нужно дать им повод с ним заговорить. Это… — Она вытащила коробку с чайником из тележки и потрясла ее. — Это не просто чайник, а новые возможности. И мне не жалко отдать за них двадцать пять долларов .

Артур что-то буркнул и ушел дожидаться их в машине. Франсин улыбнулась.

— Видишь, — сказала она сгорающему от стыда сыну, толкая тележку по отделу с кухонной техникой, — не так уж он и страшен. Надо только уметь отстаивать свою позицию.

Вековой кампус Дэнфортского университета, подобно Акрополю, расположился на вершине холма и производил на маленького Итана огромное впечатление. Теперь, став его полноправным студентом, Итан решил, что за внешним великолепием кроется пустота. За ужином Артур прочел нудную лекцию по этому вопросу: главный кампус якобы был спроектирован на манер Оксбриджа — те же арки, шпили и зубчатые стены, — но в действительности архитектор вдохновлялся университетами Лиги плюща, а уж их создатели нагло сдирали все с Оксбриджа. Стало быть, Дэнфорт — это копия копии. Хуже того, новые постройки на территории кампуса должны были повторять облик главного здания: получилась розовокирпичная английская готика с энергоэффективными окнами, диковинная помесь современности и старины, несущая миру мысль о неотвратимости повторения прошлого.

Итана волновала не столько архитектура, сколько отец: не хотелось сталкиваться с ним на университетской территории, прилюдно. Артур понимал это — а может, и сам не горел желанием повстречать сына в очереди за сэндвичами — и потому первым, еще до переезда, подошел к сыну с дельным предложением.

— Слушай, — тихо сказал он, — давай поделим кампус пополам. Ты не появляешься в главном здании, где у меня кабинет, с десяти утра до пяти вечера, а я по возможности не буду соваться на остальные территории и Дэнфортский простор. Общежитие первокурсников расположено там, и там же у вас проходят почти все занятия.

— О’кей, — кивнул Итан.

Переезд прошел гладко: Артур в знак протеста остался дома (его коробила нарочитая торжественность и пышность университетской приветственной церемонии). А вот со сверстниками отношения у Итана не складывались. Никто не польстился на его чайник. В считаные дни первокурсники разбились на компашки, состоявшие главным образом из ребят с Восточного побережья, познакомившихся еще в школе, театральной студии или на футбольных турнирах. Да, в университете проходила ярмарка интересов — но она была предназначена скорее для тех студентов, которые уже знали, что им интересно, и не хотели заниматься этим в одиночку. Спортсмены бродили по кампусу стайками, а художники целыми днями просиживали в своих студиях.

Итан, которого ничто общественное не увлекало, скитался в одиночестве. Он хорошо выглядел, хорошо учился и когда-то даже играл в школьной бейсбольной команде. Но он никогда не пытался применить свои таланты в обществе. Пользу от них получал только он сам.

Первокурсники целиком подчинялись братствам, которые устраивали тематические вечеринки с названиями вроде «Лыжники-бесстыжники» или «Цари Тутанхамоны и шлюхи фараона». Женским сообществам отдельных мест для проведения вечеринок не полагалось — из-за закона о публичных домах и борделях. Итан прятался в угол какого-нибудь темного подвала и смотрел, как его сокурсники поливают пеной и лапают друг друга. Вечеринки ЛГБТ-обществ были ничем не лучше: там играла такая же музыка и стояли те же пенные пушки. Только лапали всех подряд, не обращая внимания на пол. Дважды Итан уходил домой с пылкими юношами, ищущими себе партнера для обнимашек по утрам. Их отчаяние было ему до боли знакомо и оттого вызывало неудержимую тошноту. Один такой парень потащил его с собой на встречу дэнфортского ЛГБТ-союза, но Итан не понимал, что объединяет этих людей и что у него общего с ними — помимо очевидного. Ну да, они не гетеросексуальны, и что? Может, тогда общество светловолосых евреев организуем?

Он записался на курс «Введение в сексуальность» на кафедре гендерологии, который оказался скорее терапевтическим, нежели теоретическим. Его сокурсники без малейшего стеснения выкладывали личную информацию о себе, как будто близость нужно было не заслужить, а по-птичьи скормить друг другу — из клюва в клюв. В середине семестра им задали составить список всех своих сексуальных опытов: что и в каком возрасте они делали. Итан совершенно не хотел делиться с кем-либо интимными подробностями своей жизни, но когорта маленьких Кинси не видела в этом проблемы {16} 16 Альфред Чарльз Кинси (1894–1956) — американский биолог и сексолог, профессор энтомологии и зоологии, основатель института по изучению секса, пола и воспроизводства при Индианском университете, носящем сейчас имя Кинси. «Отчеты Кинси» («Половое поведение самца человека» (1948), «Половое поведение самки человека» (1953)) рассматриваются многими как пусковой механизм сексуальной революции 1960-х годов и до сих пор остаются одними из наиболее продаваемых естественно-научных книг всех времен. . Исследование было анонимным, однако Итан оказался единственным студентом мужского пола на курсе. Его выдал почерк. Вскоре он осознал, что сокурсницы специально обедают после занятий, лишь бы не сидеть с ним за одним столом.

Шли месяцы, а он так ни с кем и не подружился — даже со своим соседом по комнате, которого интересовали только онлайн-казино и подружка, оставшаяся в Нанкине. Цзяи (требовавший, чтобы Итан называл его Юджином) был застенчивым парнем, сыном высокопоставленного китайского чиновника. За все время обучения в университете Юджин лишь раз повысил голос: чтобы на ломаном английском перебить препода по международной политике, рассказывавшего об июльских протестах в Гонконге {17} 17 1 июля 1997 года в рамках деколонизационного процесса Великобритания передала суверенитет над Гонконгом Китаю. С тех пор в этот день в городе ежегодно проходят массовые демонстрации. . Впрочем, активная политическая позиция не мешала Юджину с удовольствием пользоваться дарами американского капитализма. Он носил карго-шорты ниже колен и скейтерские «найки», ночами просиживал в Сети за игорными автоматами и водил «мазерати», для которого у него было оплаченное место в студенческом парковочном комплексе.