Эндрю Ридкер - Альтруисты

Постоянное присутствие Юджина нервировало Итана. Одиночество, как выяснилось, — особый вид наркотика. После одинокого дня на кампусе он мечтал только об одном: уединиться в своей комнате. «Зато сосед не водит подружек и не выгоняет тебя из комнаты, уже хорошо», — сказал ему завхоз общаги с изрытым постакне лицом, объясняя, что сосед-социопат-криптофашист — еще не повод для переселения в другую комнату.

Как правило, Итану удавалось избегать встреч с отцом, однако установленные ими границы оказались весьма проницаемы. Время от времени Итан все же наведывался к преподавателям, чьи кабинеты находились в главном здании. Однажды, задав своему профессору несколько вопросов по эссе — тот вел новый курс «Популярная криминалистика: тревожные расстройства в колониальной Америке», — Итан заскочил в туалет Гринлиф-холла. Расстегивая ширинку, подошел к одному из двух писсуаров — и ненароком глянул влево. В водянисто-зеленом свете мужского туалета стоял его отец. Он тоже покосился вправо и сразу опустил взгляд. Помочился, стряхнул, застегнул ширинку, вымыл руки. И, не сказав ни слова, вышел.

Хм. Конечно, отец мог и не узнать его. Или беседы у писсуаров были не в его правилах. Ну, о’кей. Не хочешь — не надо. Однако Итану пришла еще одна мысль, душераздирающая и в то же время малодушная: отец мог посмотреть вправо, узнать сына и, согласно установленным правилам, сделать вид, что его не заметил.

В конце первого курса Итан подал заявку на одноместную комнату в одном из современных жилых комплексов, не так давно воздвигнутых на Просторе. Нового соседа он себе не нашел и теперь волновался, как бы Юджин не решил — черт знает, что творится в голове у этих иностранцев! — будто они и дальше будут жить вместе. Итан все не мог решиться на разговор, но однажды в апреле Юджин сам поднял больную тему.

— Давай поговорим о нашем размещении на следующий год, — сказал он.

— А, да. Я тоже хотел…

— Я решил снимать квартиру вместе с пятью студентами из Китая.

— Что?

— Прости. — Он положил руку Итану на плечо. — Ты обязательно найдешь себе хорошую комнату!

У Итана были сомнения на этот счет. На студенческих вечеринках он чувствовал себя представителем другого вида. Не знал, как заговаривать с людьми. Социальная жизнь в университете была полностью во власти факультативов: существовала корейская а-капелла-группа, черная а-капелла-группа и а-капелла-группа, которая переделывала популярные песни в гимны о Хануке. Итан сходил на пробное занятие по софтболу, но на площадку так и не вышел: еще на парковке он понял, что игроки давно перезнакомились и подружились, лезть в их команду было бессмысленно. До него дошло, что все это время он воспринимал Юджина как единственного брата по духу, товарища по несчастью… А тот, выходит, целый год резался в азартные игры с соотечественниками — завязывал отношения по Ethernet -кабелям. Итан узнал, что бывают разные уровни одиночества и их столько же, сколько людей, и что тебе никогда не понять одинокую участь другого человека, а ему не понять твою.

Хотя здание общежития «Райтон» было новым и современным, студенты уже благополучно его стигматизировали. Оно почти целиком состояло из одноместных комнат, и за зданием закрепилась слава «жуткой» общаги, пристанища одиночек и людей с ограниченными возможностями. Души были оборудованы сиденьями и специальными перилами для колясочников — согласно политике университета, инвалиды гарантированно получали место в «Райтоне». Подобные излишества отпугивали простых смертных. Масла в огонь подлило недавнее самоубийство: в прошлом году студент экономического факультета покончил с собой на почве клинической депрессии, сиганув с четвертого этажа «Райтона».

Уже в начале второго курса Итан понял, что окончательно погряз в одиночестве. Внутреннее устройство общаги всячески тому благоприятствовало. Расположение комнат и почти полное отсутствие общих пространств позволяли затворникам затворяться сколько душе угодно. Итан неожиданно заскучал по Юджину, которого порой встречал на кампусе — в компании новой подружки и стайки детей китайских банкиров и дипломатов. 2004–2005 учебный год не сулил Итану ничего хорошего.

Одна маленькая загадка удерживала его на плаву. На двери противоположной комнаты висело белое знамя с синей надписью: «Твой ближний». Единственный признак жизни в «Райтоне». Знамя бросалось ему в глаза всякий раз, когда он выходил в коридор, — большое белое полотно на всю дверь. Оно начало ему сниться. Кто жил за этим знаменем? В тумане послеобеденных лекций Итан обычно рассеянно выводил на бумаге каракули — случайные линии и завитушки. Очухиваясь ближе к концу занятия, он стал замечать на страницах своих тетрадей эти два слова: «Твой ближний».

Однажды в конце сентября, когда на кампусе со всех сторон дул осенний промозглый ветер, Итан вдруг обнаружил на дне баула в кладовке тот самый электрический чайник. Дыхание тотчас перехватило, щеки вспыхнули. Он как будто снова очутился в магазине «Разные разности», и родители опять ссорились, а продавцы бросали на них осуждающие взгляды. Какой позор! Итан схватил коробку с чайником и поспешил к мусорному баку в конце коридора.

По дороге туда он услышал за спиной чей-то голос:

— Это чего?

Итан обернулся. К двери, затянутой знаменем с двумя загадочными словами — «Твой ближний», — прислонялся молодой человек.

Ближний оказался обыкновенным, вполне симпатичным парнем. Круглые щеки, русые волосы. Забавный вихор над широким лбом. Ладно сидящие штаны защитного цвета (как атрибут человека, который «не обделен» вкусом) и футболка фирмы «Олд нейви» (как атрибут того, кто обделен). Глаза необычайного оттенка — зеленой морской пены — были единственной его особой приметой.

— Это для кипячения воды, — выдавил Итан, пытаясь собраться с мыслями.

— Чего?

— Электрический чайник!

— А, понятно. Пидорасня, короче.

Итан помертвел. Хотя родителям он рассказал о своей нетрадиционной ориентации три года назад, обычно его принимали за гетеросексуала. Это создавало массу неудобств: например, новых знакомых нужно было непременно ставить в известность, то есть ни с того ни с сего приплетать к разговору секс — и зачем? Чего ради? Чтобы люди могли поместить Итана в какую-нибудь условную категорию? В конечном итоге он бросил эти попытки. Даже гордился, что никто не может его раскусить. Но как это удалось Ближнему? Наконец Итан вспомнил о чайнике, который держал в руках. Это не он, это чайник — пидорасня.

— Меня Чарли зовут.

— Итан.

Чарли проводил его до мусорного бака.

— Хочу выбросить, — пояснил Итан.

— Да ради бога, — пожал плечами Чарли и поднял крышку бака. — Ну, пошел! — велел он чайнику.