Эндрю Ридкер - Альтруисты

Тошнота преследовала его на протяжении всего ужина, приготовленного Промис и ее служанкой. Артур был слишком голоден, чтобы отказываться от еды, но за ужином ему стало совсем худо.

— Я так рада вас видеть, Артур, — сказала Промис.

— Надо же, как вы подчистили тарелку, дружище! — воскликнул Луис-старший. — Вас там, что ли, голодом морят? Ха!

Артур со злостью уставился на его недоеденную тушеную говядину.

— Как идет ваша работа? — спросила Промис.

— Хорошо идет. Первый туалет уже функционирует. Теперь будем расширяться. Вы не представляете, как благодарны местные…

— Очень даже представляю, — сказал Луис-старший.

— Лично я вами восхищаюсь, Артур, — улыбнулась Промис. — Вы американец, но приехали в такую глушь — ради туалетов! Кто бы мог подумать? — Она засмеялась.

— Местные живут очень плохо, — сказал Артур.

— Никто не хочет вставать на путь модернизации, — кивнул Луис-старший. — Советую вам не останавливаться, держать марку, иначе до финала можете и не дойти.

— Это точно, — подхватила Промис.

Артур поморщился и с трудом допил чай:

— Пойду лягу, если не возражаете.

Но сон к нему так и не пришел.

Званый обед — день рождения десятилетней девочки, дочери близких друзей Мойо, — состоялся на следующий день в доме этих самых друзей, точнее — на их роскошной зеленой лужайке. Фуршетные столики ломились от элитных спиртных напитков и креветок: пухлые розовые ракообразные лежали на краю высоких бокалов, окунув головы в соус (казалось, они жадно его пили), на серебристых блюдах блестели боками румяные цесарки и антилопье филе. Артуру удавалось скрывать ярость ровно двадцать минут — пока он ел. Но, пропустив два стаканчика «Джонни Уокера», он открыл свой гнев заново.

— Мистер Мойо, — сказал он, когда лужайка качнулась под его ногами. — Простите, но откуда у них все это ?

Луис-старший улыбнулся:

— В смысле?

— На юге страны нет вообще ничего. Ни шампуня, ни бритв, ни батареек. Даже туалетная бумага — роскошь. Мне все это присылают по запросу, но я вижу жизнь местных и не понимаю: как они терпят? Они в курсе, что тут происходит? Эти креветки и виски и… Я-то думал… я думал, у вас социализм .

Луис-старший расхохотался.

— Дружище! — Его улыбка вдруг показалась Артуру омерзительной. — Такой уж в Африке социализм: что мое — то мое, а все твое — общее.

Артур отошел в дальний угол лужайки и сблевал в кусты.

Ночью ему приснилось, что он служит на флоте и должен защищать от врагов целый гарем загорелых женщин, но всякий раз, пытаясь выхватить меч, смущенно обнаруживает, что меча в ножнах нет.

В воскресенье он не вернулся в Чиредзи, как планировал, а сперва заехал на неделю в траппистский монастырь, при котором действовала больница. Там он трудился, не покладая рук: по мере сил помогал больным, вместе с монахами пек хлеб и варил пиво. На станцию «Смиренных братьев» он вернулся с похмельем в голове и новой надеждой в сердце.

— Где вы пропадали? — спросил Рафтер. Они с Джемроллом пинали во дворе футбольный мяч с логотипом «Братьев».

— Заехал кое-куда на обратном пути. Что я пропустил?

Джемролл пнул мяч. Артур поймал его ногой, и тут ему на носок упала капля дождя. Он поднял взор к темнеющему небу, затем посмотрел на Джемролла.

Мальчик пожал плечами.

— Сезон дождей, — сказал он по-английски.

К декабрю дожди усилились и участились. Строительство «туалетов Альтера» встало. Но когда в середине месяца на целую неделю установилась ясная погода, никто из нанятых Артуром людей не явился на работу. Джемролл тоже пропал. Артур отправил Рафтера в город: узнать, что произошло.

Вернулся тот очень скоро. Почему-то он натянул ворот футболки себе на рот.

— Фонна лень.

— Чего?

Рафтер убрал футболку со рта:

— Сонная болезнь!

Он натянул рукава и закрыл ими кисти рук.

— Что ты делаешь?!

— Прячу открытое тело. Артур, надо спасаться.

— Я оставил бетономешалку у туалета. Пойдем сходим за ней.

— Артур…

— Давай-давай. Объяснишь все по дороге.

— Сонная болезнь! — нервно озираясь по сторонам, повторил Рафтер, когда они зашагали к туалету. — Ее переносят мухи цеце. Она разрушает нервную систему.

— Какая-то эпидемия, что ли?

— Да, больница Чиредзи забита битком. Они больше не берут пациентов.

— Наши рабочие там?

— Вы не понимаете, Артур! Болеют все поголовно…

— Это смертельно?

— Смотря как лечить. В больнице нет свободных коек, люди лежат на полу.

— Что же, и Джемролл…

Рафтер вскинул руки:

— Честно? Я сейчас больше переживаю за нас с вами!

— И что будем делать?

— Не знаю… Засядем на станции, устроим карантин. Может, болезнь отступит… Я звонил в нашу штаб-квартиру, оставил им сообщение. Завтра попробую дозвониться еще раз. А пока надо держаться подальше от любых…

Он умолк. Они подошли к туалету. Вокруг него стояла стена низкого гула.

— Артур… Смотрите! — Дрожащей рукой Рафтер показал на крышу туалета.

Артур проследил взглядом за его пальцем и увидел, что всю верхнюю часть постройки облепили черные точки.

У Рафтера отпала челюсть.

— Они летят на запах, — сказал он. — Господи!

Артур сделал шаг вперед.

— Куда вы?!

— Хочу посмотреть.

— Спятили?! Они же там размножаются!

— Мне надо знать, — процедил Артур. — Я хочу убедиться!

— Я вас не пущу! — Рафтер схватил его за грудки. — Не позволю, чтобы и вы заразились!

А дальше начался сущий кошмар. По региону поползли слухи. Местные стали подозрительно коситься на приезжих белых, поселившихся на станции. Дети сбивались в стайки и швыряли камни в «туалеты Альтера», пока к ним не подлетали матери: унося детей, они строго-настрого запрещали им подходить к этим проклятым постройкам. Рафтер перестал говорить. Его одолела такая тяжелая депрессия, что даже самая истовая вера была перед ней бессильна. И вера его — в Артура, в идеалы, проповедуемые «Смиренными братьями», — пошатнулась. Видимо, он что-то сказал руководству, поскольку в конце декабря от них пришло письмо: в весьма энергичных выражениях они сообщали, что прекращают финансирование.

Надо было срочно покупать билет домой. Артур отправился пешком в город, надеясь уйти незамеченным. Он чувствовал себя выпотрошенным, выскобленным, пустым. Мойо ему опротивели. Да он и сам себе опротивел. Шагая по дороге, неспешно петляющей до автовокзала Чиредзи, сам не свой от отчаяния, Артур споткнулся о камень и плашмя упал в пыль. Шли минуты. Он не двигался. Зачем? Тут ему самое место. «Ты — дерьмо, — сказал он себе. — Вот и лежи на земле».

Однако солнце уже садилось, а телефоны ночью не работали. Артур вздохнул и кое-как поднялся, отряхнул живот, вытер руки о джинсы. И — увидел.