Эндрю Ридкер - Альтруисты

Малодушная жестокость с тех пор ассоциировалась у Мэгги с запахом мяса. От него ей становилось физически плохо. Познакомившись с первым в своей жизни вегетарианцем — девушкой, создававшей костюмы для школьной постановки «Богемы» {42} 42 «Богема» («The Rent», 1996) — бродвейский мюзикл Джонатана Ларсона, получивший Пулицеровскую премию и премию Тони. Основан на одноименной опере Джакомо Пуччини. Некоторые из главных героев мюзикла больны ВИЧ. (из которой топорно вырезали все упоминания ВИЧ), — она поняла, что существует идеологическая защита от потребления мяса, а значит, у нее есть уважительная причина не встречаться больше с отцом. Вскоре она сообщила Артуру, что не станет ходить в «Пиггис». Конечно, он давно об этом забыл — что служило очередным примером того, как он умудрялся портить ей жизнь, паря при этом где-то в вышине и ничего не замечая.

— Разумеется, у тебя вылетело из головы, — сказала Мэгги.

— Что? Твое вегетарианство? Я думал, это подростковое и ты давно перебесилась.

— «Перебесилась»?!

Тут Артур понял, что ступил на минное поле. Дочь вернулась в свое подростковое «я»: стала дрянной, беспощадной, задиристой девчонкой.

— Вообще-то, это был осознанный выбор. Важное решение. Оно меня сформировало как личность. Да что я распинаюсь, ты все равно не помнишь. Ты же у нас такой рассеянный, да ведь? Помнишь, как ты без конца забывал про мой день рожденья? Типа: ой, папа опять забыл, ха-ха, вот какой он у нас забывчивый, ох уж эти профессора!

— Я помню, когда у тебя день рожденья.

— Неужели?

Артур резко сменил курс:

— Но речь-то о другом. Не забывай, я знаю тебя дольше, чем ты знаешь саму себя. Ну да, я решил, что твой отказ от мяса — временное явление, и что? Как я, идиот, вообще смел подумать, будто подростки проходят через разные фазы? Вот кретин! Ведь вкусы у человека никогда не меняются!

— Это была важная составляющая моей личности! — заорала Мэгги. — Была и есть !

Итан прикрылся ладонями от словесной шрапнели. Что ж, считай, попытка цивилизованно поужинать всей семьей с треском провалилась.

Ему не нравилось положение вещей в их семье: Мэгги открыто ненавидела Артура и при любой возможности бросала ему вызов, а в итоге получала все его внимание. Итан же, напротив, никогда не возражал отцу, никогда не доставлял ему беспокойства — но не получал ничего. В благодарность за хорошее поведение Артур считал его пустым местом.

Итан наблюдал, как отец с сестрой обмениваются оскорблениями — гоняют фрустрацию туда-сюда по столу, словно шайбу, — и досадовал, что Артур не видит главного. Зачем он прицепился к вегетарианству Мэгги, к особенностям становления ее личности? Суть-то в другом: Мэгги скверно выглядит. Причем аж с самых похорон. Не надо быть психотерапевтом, чтобы произвести нехитрый анализ. Кто-кто, а Итан знал, что горе порой выбивает человека из колеи, полностью отнимает у него контроль над собственной жизнью, и нет лучше способа вернуть этот контроль, чем установить себе строгие рамки в вопросах питания. Мэгги всегда была вспыльчивой и раздражительной — унаследовала это от отца, — а разъяренный Артур уже ничего не видел за выставляемыми ею барьерами.

Итан подумал, что хорошо бы вмешаться. Но если он вступится за сестру, то рискует навлечь на себя гнев Артура. В самолете, с вожделением поглядывая на каталог «Скаймолла», Итан решил попросить у него взаймы. Совсем немного — просто чтобы встать на ноги. Да, их отношения не идеальны, однако есть надежда, что отец (подобно правительству, в котором уже столько бывших банкиров, что оставаться неангажированным оно просто не может) все-таки придет на выручку сыну и выделит немножко госсредств на поддержку местного производителя.

— Не хочу разрушать твою картину мира, Мэгги, — вещал Артур, упершись локтями в стол, — но ты — это не то, во что ты веришь. Твои убеждения и позиции не характеризуют тебя как личность.

— Приехали.

— Не существует феминистов, сионистов, энвайронменталистов. Нет коммунистов и анархистов. Представляешь? Есть — измы, но не — исты. Люди — это не идеи, Мэгги. Люди — это не занимаемые ими позиции, дорогая моя. Люди — это люди. Они сделаны из желаний, порывов, поступков. Вот что определяет личность. Люди порочны. Эгоистичны. Они всеми силами стараются избегать ударов судьбы. — Артур разошелся не на шутку. — Вся эта чушь про самоидентификацию… Каждый день я вижу в университете, как студенты отстаивают свои взгляды и убеждения… Это подростковое. Люди это перерастают. «Я — такой-то, но не такой». «Мне нравится вот это, а не это». Ментальность в духе «выбери свой топпинг». Это все маркетинг, понимаешь? Удобный способ втюхать тебе побольше компакт-дисков.

— Компакт-дисков?! Ты хоть слышишь, что несешь?

— Я сожалею, — (нет, он не сожалел), — но это так.

Мэгги окончательно вышла из себя. У нее было бесчисленное множество причин не любить отца: он был эмоциональным скрягой; он предал мать; своим цинизмом он испортил ей жизнь (как капля мочи в только что наполненном бассейне), но самое обидное — не принимая никакого участия в ее жизни, он продолжал задавать ей форму. Если Мэгги бунтовала, то бунтовала против него. Она намеренно стала его полной противоположностью. Отец был слепком, формирующим ее личность. Или слепком была она? Мама, вот кто смог бы ответить на этот вопрос, она ведь разбиралась в гештальтпсихологии.

— То есть гипотетически, если человек, ну не знаю, например, предал жену, это еще не делает его предателем, так? Потому что самоидентификация — чушь собачья, верно? Мы — это наши желания и порывы, да? Хм-м. Да, я тебя понимаю. Звучит очень умно — и удобно.

Артур увидел свое отражение в оконном стекле за спиной Мэгги: его лицо напряглось. У линии роста волос выступили капли пота. На лбу вздулась мясистая вена. Не прошло еще и часа с момента их встречи, а дочь уже его подловила.

Он открыл было рот — не зная, какие слова из него выйдут, — но тут вернулся официант и поставил на клетчатую хлопчатобумажную скатерть корзинку с темным, восхитительным, некошерным мясом.

Пьянство, однажды сказала Франсин Альтер сыну, евреям несвойственно. Она сказала это в 1997 году, когда Итан вдруг стал подростком и в его жизни откуда ни возьмись появились вечеринки: вечеринки в подвалах и гаражах, вечеринки с распитием украденного у родителей пива и саке (саке — единственный алкогольный напиток, который среднезападные профессора держали у себя в барах, но никогда не пили). Любые директивы лучше воспринимаются подростками под видом комментария на остросоциальную тему. Но теперь ему было за тридцать, мать два года как умерла, а он потел в темноте перед домашним баром в коридоре.