Вячеслав Прах - Храм мотыльков [litres]

Безымянный плакал не оттого, что ему сейчас зачитали бессмысленный набор букв, а потому, что только что прочитали его. Он вспомнил этот стих, он вспомнил удивленные глаза Мэри Бах, которая сначала предложила ему морковный сок, а затем взяла его под руку и спросила – как давно он пишет стихи.

Он ответил тогда, что давно…

Мэри Бах – единственный человек на всем свете, который помог Уильяму стать «нормальным». Таким, как все, путем открытия самого обыкновенного мира заново, словно тот мир, который его окружал раньше, – не настоящий, и его следует немедленно разрушить. Мэри Бах убила в нем все – мать, военного, его встречу с ней, Ричарда Ло и все воспоминания из комнаты, в которой он прятался от другого, жестокого мира, от того кино, которое доставляло ему боль и могло даже прикасаться с экрана к его коже. Мэри познавала самые элементарные вещи заново вместе с ним. Она рассказала Уильяму об образном мышлении, познакомила через книги с теми, кто пишет стихи, и научила его смотреть в глаза и не испытывать при этом боль. Речь Уильяма становилась более внятной, фразы – длиннее, появлялся некий базовый словарный запас, при употреблении которого на него больше не смотрели, как на больного. Он становился настоящим человеком, научившись общаться с людьми на человеческом языке и потеряв всякую чувствительность к окружающему миру.

Мэри Бах можно было уверенно вручить Нобелевскую премию как человеку, излечившему аутизм собственной любовью… Но, как бы это прекрасно ни звучало, будем честны. Мэри не вылечила Уильяма, а лишь запечатала его болезнь под таким слоем металла, что даже не каждый психиатр высшей категории смог бы раскопать в этом молодом человеке аутиста.

И когда возлюбленный девушки с родимым пятном научился выходить на улицу сам, не испытывая ни тревоги, ни страха, ни предвкушения резкой боли, Мэри поступила вместе с ним на факультет психиатрии. А когда они вместе закончили университет, то Уильям Бах, человек, который поклялся посвятить себя науке и изучению человеческой души, вдруг попросил у Мэри ребенка, и она ответила юноше:

– Я согласна.

Уильям смотрел то на двадцатилетнего себя, сидевшего перед ним, то на свои грубые мужские руки…

– Почему вы стали роботом, Фре?

В комнате прозвучал знакомый вопрос, но у Фре теперь был на него ответ.

– Потому что я – Уильям Бах, сорокалетний аутист, который умер бы от боли, если бы однажды не стал куском железа.

Директор убрал свое ухо от холодной двери палаты номер тридцать шесть, в которой он провел много времени взаперти.

Его метод работал, а это было самым главным для него – чтобы Фредерик Браун наконец сумел встретиться с Уильямом Бахом, как со своим старым забытым другом, с которым не виделись двадцать лет. Теперь этим двум совершенно разным людям предстоял долгий, но не смертельный разговор.

Мужчина среднего роста, который больше всего на свете хотел сейчас принять душ, неспешным прогулочным шагом отправился в свой кабинет. Он достал из тумбочки своего стола сигару и закурил. Он пускал клубы дыма и получал наслаждение от своей работы, и, конечно же, в глубине души этот психиатр, которого относили к элите, был самым настоящим психопатом, который мог надевать тысячи самых разных масок, лишь бы получить то, что ему сейчас нужно, и за всеми этими масками скрывать свое истинное лицо. В эту пятницу директору предстояло навестить свою новую пациентку – миссис Норис.

И вряд ли миссис Норис когда-либо забудет это знакомство…