Зоя Богуславская - Предсказание

Митин принялся хозяйничать, сделал яичницу с колбасой, нарезал огурец. Когда допил кофе, оставшийся после Кати, набрал номер Ширяева.

– Семен Петрович! – радостно закричал Митин. Наконец-то хоть этот объявился. – Записку мою нашли?.. Что? Через сколько? Пожалуй, поздновато. Может, завтра?.. А… На неделю уезжаете? Отложить исключено, операция вот-вот. Через полчаса? Не успею, я вас уже из Тернухова достаю… Хорошо, я попробую. Перезвоню минут через десять.

Митин сел на диван, оперся на спинку, плюш мягко обнял тело. Ах, как неохота ему было срываться обратно! Но опять-таки не было другого выхода! Он вернулся к телефону, набрал номер театра. Ее позвали не сразу, но все же позвали.

– Ты где? – сказал Катин голос, и на Митина дохнуло такой близостью, как будто она прислонилась.

– Я у тебя, – сказал он скучно.

– Ладно, учту. – Она молчала. – Что купить?

– Что хочешь, – сказал он, не решаясь сразу огорошить ее.

– А почему ты так быстро вернулся? Отложили операцию?

– Так получилось. – Он был ей несказанно благодарен, что она не вспоминала о его бегстве из театра, ему так невозможно было обидеть ее. – Я бы мог к тебе сейчас заскочить в театр. Соскучился.

– Зачем? – Она хохотнула. – Наберись терпения. Часам к трем буду. – Она кому-то ответила. – Пока! Меня на сцену зовут.

– Погоди! – сказал он решительно. – Мне придется обратно уехать. С Любой все очень серьезно. Операция в пятницу, сложная. – Весь запас слов у него иссяк, что объяснишь на расстоянии? – Не поехал бы, если б не край. Выжат как промокашка.

Она стойко молчала.

– Ты позвонишь? – Ее голос прозвучал бодро.

– Я ж утром вернусь, как ты не понимаешь? Просто тут с одним специалистом связаться надо. Не застал его.

– Меня торопят, – сказала Катя. – Дай знать, когда вернешься. – Пошел отбой.

Митин глянул на часы. «Позвонить на работу, что ли? – мелькнула мысль. – Нет, еще дел добавят, не выберешься».

Теперь он сидел расслабившись, – организм жаждал покоя. Он на минутку прилег, боясь потерять чувство времени, завел будильник, тот почему-то как скаженный начал сразу же звонить. Только на втором звонке Митин сообразил, что это телефон.

– Вот хорошо, что я тебя застала, – затараторил Любкин голос, словно они договорились и она позвонила на минуту позже. – Тут, знаешь, есть кое-какие новостишки. Операция откладывается, так что можешь завтра ко мне не тащиться.

– Почему откладывается? – испугался Митин, одновременно соображая, как это она из больницы сумела набрать междугородный телефон.

– Какое-то воспаление придумали, десну резать. Дел на двадцать минут, а займет лишнюю неделю. Романов тоже отпадает, будет оперировать Завальнюк. Вот этот, с которым ты пообщался.

– Как это? – не хотел верить Митин. – Из-за десны отложили? Что-то ты темнишь.

– Человек предполагает, а бог, как известно… – Она засмеялась. – Ну ладно, не расстраивайся. Здесь очередь.

– Где? – заорал Митин. – Какая очередь? Где ты находишься?

– На Главпочтамте. Не психуй, меня на час отпустили. – Она дала ему переварить услышанное. – Приезжай прямо в субботу. Выпьем.

– Чего? – совсем ошалел Митин.

– Выпьем, говорю! – весело прокричала Любка. – Надеюсь, ты не забыл, что я родилась?

В трубке пошел отбой.

Какой-то маразм, с ужасом подумал Митин. Если б она не позвонила, забыл бы. Могло ли такое случиться? День рождения Любки. В памяти возник тот яркий солнечный час, когда он вез Ламару в роддом на Пироговку и все открывал и закрывал окна в машине, то боялся, что душно, то – просквозит.

Глянув на часы, Митин заторопился: едва поспевает на вокзал. По дороге у него не шел из головы Любкин звонок, ее очередной фортель с Главпочтамтом. Удрала из больницы из-за звонка к нему, а он забыл о субботе, невероятно! Так продолжаться действительно не может. Пройдет благополучно операция, Любка снова пойдет учиться, он не будет так надолго отпускать ее к тетке. Ездят же в Москву на работу! Надо жить вместе. И Катя тоже поймет. Не у многих детей так сложилось, чтобы в раннем детстве мать потерять. Школа, институт – все у нее без матери, с ним, теткой да Старухой. Думал ли он, когда встретил Ламару, что так обернется их жизнь!

Сейчас память опрокинула его в то время, в тот август начала шестидесятых, когда он встретил Ламару и они были такими юными, был пик молодежных строек в Сибири, на Севере, энтузиазм добровольческих отрядов студентов, рабочих.

В Ярильске тогда их отряд москвичей работал совместно с ребятами из Мордовии, строили они трубопровод и попутно городок строителей. Третий год подряд шла эта стройка, ребята приезжали сюда как на землю обетованную – так привыкли. Ни в одном отряде потом Митину не приходилось видеть столько девчат – все они были объединены в одну бригаду «по очистке, проолифке и покраске трубопровода». Ах, какие это были талантливые девочки! Например, первого августа, в годовщину начала строительства, что они отчебучили! Утром ребята увидели нарядно расписанные деревянные фургончики на мотив палехских шкатулок, где разместился штаб отряда с комнатой отдыха, складом спортивного инвентаря и музыкальных инструментов. Не фургоны, а раскрашенные пряничные марфутки в золотисто-красной, зелено-черной гамме. Рядом установили стенды с карикатурами и лозунгами: «Даешь один миллион рублей освоенных капиталовложений при плане восемьсот двадцать девять тысяч!» Толпы народа ахали на всю эту палехскую красоту, на стенгазету, воткнутую в ящики выращенных кактусов и лимонников, даже огурцы и те они вырастили! Неслась музыка из многочисленных транзисторов. А потом появились сами хозяйки – метаморфоза была поразительная! Те же девчонки, которых Митин каждый день видел промасленными, почерневшими, с перемазанными руками и лицами, теперь повылезали из профодежд, брюк, приоделись в нарядные платьица, немыслимые юбки, все наполнив вокруг яркими пятнами, весельем, голосами. Невозможно было поверить, что на этом самом месте не то что марфуток-фургончиков или стендов с газетой, а вообще ничего не было. Наоборот, именно на этом месте была свалена куча стекловаты, из-за которой произошло ЧП. Ребята взялись расчищать ее, а потом долго отдирали мельчайшие осколки, впившиеся в кожу.

Кто об этом вспоминал?

В тот день, 1 августа, на площади выступил мэр города. Он оказался великолепным мужиком, смело и честно рассказавшим, во что обошлись ребятам победы. Он выступил без всякой липы, не скрыл, что были сбои в подаче бетона, что сбор сваленной стекловаты (за что «кое-кто получил по полной форме») мог обернуться тяжелыми последствиями, и когда он обрисовал контуры будущего города, который начался домами, улицами, магазинами, сооруженными участниками их отряда, – все верили, что именно так оно и будет. Классный товарищ попался в мэры этому городу! В его внешности было что-то от скалистого отрога, какая-то высеченность и завершенность одновременно, нечто самобытно-стихийное и строго отполированное: крутые плечи, орлиный нос с высоко поднятыми надбровьями, долгие расселины на щеках и подбородке, щетина волос, упрямо лезших на лоб. В шесть он вставал, на место приезжал первым. Проверит, нет ли опасности, все ли заготовлено, не угрожает ли чего ребятам, и тогда появляются отряды, и ни одного срыва в договорных обязательствах не было у них, ни один поставщик их не подвел. Так все было организовано! А в других местах, они знали, сколько часов простаивали из-за того, что нет крана, стройматериалов не подвезли, забыли краску. Митин хорошо помнил, каково это на деле. Когда ребята изнывают, потому что первая операция, тесно сопряженная со второй, летит коту под хвост, пропадает все, сделанное с таким трудом. Ведь когда на эти стройки едет молодежь, то предполагает, что там все для того приспособлено, чтобы им работать. Работать. И не могут они представить, что будут зря сидеть, ждать, маяться в трескучий мороз или погибая от пыли в жару. Вот при такой-то организации работы и рождается эдакий спасительный цинизм: всюду, мол, так, обуха плетью не перешибешь. А в их отряде все было как надо. Значит, можно? Подводя итоги, мэр вспомнил каждую фамилию, каждую деталь отметил. И все получили в тот раз по восемьсот-девятьсот.