Фрэнсин Проуз - Изменившийся человек

Мейер, как всегда внимательный, разворачивается так, чтобы смотреть и на Бонни.

— Приходится признать, что за эту бесподобную бхинди масала мы должны быть благодарны ужасам кастовой системы. Наш ангел-хранитель Бабу — известный борец за права угнетаемых каст… — Он ждет от Минны хотя бы кивка. — Их называли неприкасаемыми. — Снова мимо. — Знаете, Ганди называл их хариджанами. Детьми Бога.

— Извини, — говорит Минна. — Мейер, я, видно, еще не вполне в себе после анестезии.

— Теперь у Бабу множество опасных врагов, и не только в Хайдарабаде, но и в Дели, и в Бомбее. А когда мы узнали, что он еще и великолепный повар… Ну, что я могу сказать? Тут вдруг оказалось, что визу не так трудно получить.

— Значит, ваши друзья-брамины больше здесь есть не будут. Как я понимаю, они не едят того, что готовят неприкасаемые. — Минна, похоже, окончательно пришла в себя. Почему она так воинственна? Мейер же навещал ее в больнице.

— Полагаю, ты права, — говорит Мейер: он настолько боится культурных промахов, что даже завел папку с газетными вырезками об оплошностях такого рода. Буш, которого вырвало на колени японскому премьер-министру. Джон Кеннеди, сообщивший немцам: «Ich bin ein Berliner!» [40] Фраза из выступления Джона Кеннеди в Западном Берлине в 1963 г. Ее можно перевести как «Я берлинец», но Berliner — это еще и название одной из булочек. . Провальный рекламный текст, переведенный на тагальский буквально и суливший, что некая газировка воскресит предков из мертвых. — В таком случае нашим друзьям-браминам придется научиться преодолевать предрассудки.

— Желаю удачи, — говорит Минна.

— Обожаю индийскую еду! — сообщает Бонни. На самом деле баклажаны, которые она только попробовала, уже вступили в желудке в сговор с вином.

— Знаете, что я заметила? — говорит Минна. — Каждый раз, когда мы с Солом идем в индийский ресторан, там всегда полно молодых еврейских парочек. По-моему, они ходят туда на свидания, потому что уверены — в пасте не окажется кусочков прошутто.

Мейер говорит:

— Вы наверняка слышали, что утку называют еврейской свининой. Так вот карри…

— Изжога гарантирована, — заявляет Минна. Что творится с Минной? Бонни она всегда нравилась. — Помню, мы с Солом были в Кочине, и в самом центре этого индийского города свернули за угол и оказались в гетто, где все точь-в-точь походили на моих соседей по Верхнему Вест-Сайду. Один чудесный старичок показал нам синагогу, Сол говорил с ним на идише. Так трогательно…

Вспоминая о путешествиях, Минна оживляется. Бонни кажется, что она не вполне оправилась, как ни хочется всем в это верить. Мейер слушает, дает ей блистать: решил, что именно Минне сейчас больше всех нужна его поддержка.

Минна продолжает:

— Они утверждают, что поселились там во времена царя Соломона.

— Есть мнение, что во время ассирийского плена, — поправляет ее Мейер. — Первое письменное свидетельство — распоряжение малабарского царя, записанное на медных табличках по-тамильски. — Откуда Мейер столько знает о кочинских евреях?

Рассыпчатый смех Айрин, летящий над столом, прерывает исторический экскурс Мейера. Бонни, Мейер и Минна пристыженно смотрят в пространство. Серьезно, до занудства, ведут скучную научную беседу о малабарских евреях, а тем временем в нескольких метрах от них Айрин с Винсентом вовсю веселятся.

— Ой, не могу… — Айрин утирает глаза. — Винсент сейчас рассказывал мне уморительные истории о кухне батраков.

— О кухне скотов, — уточняет Винсент.

— Оказывается, — говорит Айрин, — Винсент с друзьями охотились на белок и ножки — чуть потолще спичек — готовили в микроволновке. Вы слышали что-либо более омерзительное?

Похоже, никто не слышал.

— Полный абсурд, — говорит Роберта. — Честно.

— Бесплатный белок, — говорит Эллиот. Не дай бог кто подумает, что юрист фонда поглощал деликатесы, когда его собратья охотились в лесах на мелкое зверье.

— А еще, — продолжает Айрин, — Винсент знает, как приготовить форель, положив ее куда-то там на мотор. Винсент?

— На выпускной коллектор. — Винсент приосанился — как затюканный мальчишка, которому дали главную роль в школьном спектакле. — Заворачиваешь в фольгу, кладешь на коллектор и едешь километров сто пятьдесят. Скажем, от Манхэттена до Кингстона.

— А не пахнет потом? — спрашивает Минна.

— Неа, — отвечает Винсент. — Весь запах выгорает.

— Давайте попробуем! — восклицает Айрин. — Жаль только, у нас машины нет. У кого есть? Бонни! Что скажете?

— Я бы не рискнула, — говорит Бонни. — У моего минивэна двести тысяч километров пробега, так что он уже не в лучшей форме.

Итак, повод для всеобщего веселья нашелся. Впрочем, Бонни так и не поняла юмора. И почему это Винсент не балует ее байками про белок и форель? Рассказывает только всякие грустные истории про налоговое управление, про то, как расстался с последней девушкой, про ДАС. Такое, что рассказывают понимающей старшей сестре. Но почему Бонни это задевает? И почему она так ревнует? Как после пресс-конференции, когда она расстроилась, потому что Винсент сказал журналистке то, чего не сказал ей. Она должна радоваться, что Айрин очарована. Бонни пора решать, какую богатую даму зрелого возраста посадить рядом с Винсентом на благотворительном ужине.

Появляется Бабу с бутылкой вина.

— Подлейте, пожалуйста, — говорит Бонни.

Куда подевались баклажаны? Неужели Бонни все съела? Пока обсуждали приготовление форели на моторе, Бабу убрал их тарелки. А теперь вернулся, едва удерживая в руках огромное серебряное блюдо с гигантской рыбиной.

— Айрин! — восклицает Роберта. — Что за великолепное создание!

— Моби Дик, — отвечает Винсент.

— Отлично, Винсент! — говорит Мейер.

— Полосатый окунь, — объясняет Айрин. — Полезно для сердца. В честь нашей дорогой Минны.

— За Минну!

Мейер поднимает бокал, и все следуют его примеру — точнее, все, кроме Бонни, чей бокал пуст. Бабу подливает ей вина, так что Бонни может вместе со всеми возликовать и враз осушить бокал.

— Откуда такая чудесная рыба? — спрашивает Минна через стол, пока Айрин двумя сервировочными ложками не без труда отделяет хребет. Если Айрин это дается нелегко, как же Бонни справится?

— А, я сама ее поймала, — отвечает Айрин. — В «Читарелле» [41] Дорогой рынок в Нью-Йорке. . А потом мы раздобыли автомобиль и Бабу приготовил ее на моторе.

— Долгая, наверное, получилась поездка, — говорит Винсент. — От Нью-Йорка до Теннесси.

— Зачем вообще ездить в Теннесси? — говорит Айрин.

Там находится лагерь «Арийского отечества». Но Бонни ни за что не произнесет этих двух слов: собравшиеся стараются не думать о прошлом Винсента, и не ей препятствовать им в этом. Винсент рассказывал, что для ДАС это было место, где в основном напивались и трахались. Еще он говорил, что примерно тем же занимаются студенты на встречах своих братств или когда сообща смотрят футбол. Этакий Канкун [42] Канкун — мексиканский курорт, знаменитый своими пляжами. неонацистов.