Анна Матвеева - Птичий рынок

Мальчики-близнецы, Петя и Павлик, тоже внуки Елены Михайловны, первое время жестоко ссорились из-за собачки, потому что каждому хотелось с ней играть именно в тот момент, когда к ней прикасался брат. Тогда появилось у собачки сразу два новых имени – Павлик нарек ее Альмой, а Петя Рексом. Павлик назначил ее санитаром, цеплял на лапу бумажное кольцо с нарисованным красным крестом и ползал по воображаемому полю боя в поиске раненых бойцов. Петя играл в пограничника, и Рекс был ему необходим для охраны границы и ловли шпионов. На полу он рисовал мелом широкую полосу, сладострастно ловил брата, когда тот пересекал меловой рубеж, и давал ему тумака.

То обстоятельство, что собачка была в единственном экземпляре, а хозяев двое, придавало их любви соревновательный характер. Мать в конце концов купила вторую собаку, но Альма-Рекс оставалась яблоком раздора. Новая, покупная, может, была и получше, но братья полюбили собачку первой любовью… Иногда они ссорились перед сном, до бурных слез – каждый хотел непременно засыпать рядом с Альма-Рексом. Предсонные слезы, как известно, способствуют быстрому засыпанию. Когда интерес к машинкам заменил привязанность к мягким игрушкам, они добровольно подарили двуимянную собачку Милиной дочке Сашеньке, которая приходилась покойной Елене Михайловне правнучкой.

Мила, взглянув на сильно несвежую собачку Авву, с горечью подумала о том, что бабушки Елены Михайловны давно нет, да и мама ее не так давно умерла в нестаром возрасте, а вещи остаются почти нетленными. После чего отнесла собачку в химчистку. Теперь это была слегка потрепанная, но чистенькая собачка, и Милина дочка Саша назвала ее новым именем – Кутя.

Мила с улыбкой смотрела, как дочка шепчется о чем-то с новой игрушкой. Кутя несла свою собачью службу исправно: привязанная к веревочке, таскалась за новой хозяйкой по квартире, потом стала выходить с ней на прогулки. И конечно, она стала спальным партнером Сашеньки. Лежала рядом на подушке, девочка заботливо подтыкала одеяло со всех сторон и посвящала во все свои незамысловатые тайны. Кроме того, было что-то снотворное в прикосновении плюша, особенно в те недели, когда девочка болела. Именно собачку первой утыкали носом в таблетки и микстуры перед тем, как их проглатывала Саша.

Лет с десяти Саша просила, умоляла, а потом и требовала, чтобы ей купили живую собаку. Мила, умеренный противник домашних животных, в конце концов сдалась. Купили маленького серого пуделя Брома. Бром гадил по углам, грыз обувь и отказывался возвращаться домой с прогулки, норовил сорваться с поводка и убежать. Любимую Сашину игру, переодевание, к которому так снисходительно относилась Кутя, Бром не терпел: на него нельзя было надеть шарф или шапку и замотать в платок. Он мог и куснуть! Однажды он отгрыз у Кути глаз, чем очень огорчил и Сашу, и ее мать, тем более что откусанный глаз Бром безвозвратно проглотил. К тому же Бром претендовал на место Кути, вспрыгивал в Сашину кровать и скулил, когда его оттуда гнали. В доме от него было много беспокойства, но в конце своего месячного пребывания он заболел чумкой и, несмотря на старательное лечение, скончался, причинив Саше первое большое горе… Прижимая к себе надежную Кутю, почти взрослая девочка оплакивала Брома. Теперь в доме оставалась одна Кутя, не причинявшая никому беспокойства, даже потенциального – никакие чумки ей не грозили, и она терпеливо переносила любые костюмированные балы. Саша собственноручно – коряво, но крепко – пришила на место выкушенного и потерянного глаза пуговицу, мало похожую на отъеденную. Теперь у Кути один глаз был американский, стеклянный, с черным зрачком посередине, а второй перламутрово-голубой и размером чуть побольше. Саша после этой операции полюбила свою игрушку еще больше, она стала еще милей ее сердцу.

В двенадцать лет Саша стала ходить в секцию пинг-понга, на английский язык и в бассейн, и времени на домашние игры не оставалось. И хотя никаких кукольных чаепитий и собачьих переодеваний больше не было, Кутя по-прежнему жила у Саши в постели. Она была уже не молодым щенком, а существом вполне преклонных лет. Ей шел чуть ли не седьмой десяток, когда наступил новый век.

Саша жила себе и жила, закончила школу, поступила в институт, на третьем курсе у нее случился бурный роман с однокурсником. Собачку Кутю положили на антресоли вместе со старой каракулевой шубой Елены Михайловны. В очередной раз она уступила свое место на подушке…

К тому времени квартира из родственно-коммунальной стала отдельной, двоюродные братья Милы построили кооперативную квартиру и выехали. Мила с мужем принимала материальное участие в строительстве этой квартиры и в качестве компенсации получила от съехавших родственников половину дачного участка, ими совместно унаследованного от Елены Михайловны. Теперь Мила оказалась единственной владелицей шести соток земли и домика в две комнаты…

В этот освободившийся от родственников дачный домик Мила вывезла весь скопившийся за долгие годы в городской квартире хлам, всё старье и все вышедшие из употребления вещи, которые выбросить на помойку рука не поднималась по привычке всегдашней небогатой жизни. Теперь у Саши было всё – и отдельная комната, и дача, и диплом Плехановского института. И она вышла замуж за того самого однокурсника, который вытеснил некогда Кутю.

В первое лето Саша с мужем Толей целый месяц провела на даче, где они с большим рвением принялись обустраивать летнее гнездо. Ее Толя оказался рукастый, и ему в радость было это жизнеустроительство. Всё барахло в трех допотопных фанерных чемоданах перенесли в сарай, в доме очистили стены от старых обоев в трижды старомодных розах, поклеили новые, в веселых полосках и птичках. Толя сделал новую проводку и даже в сарай провел электричество. Вот тут-то и произошла неприятность. Когда они уезжали с дачи в конце августа, в дачном поселке шли какие-то работы, были неполадки с энергоснабжением, случилось замыкание, и сарай загорелся. Местные люди сразу же вызвали пожарников, но когда те приехали, сарай начисто сгорел, а в нем и всё свезенное на дачу барахло. И собачка Кутя приняла быструю огненную смерть вместе со старой шубой Елены Михайловны и изношенной обувью, которую хранили, видимо, до худших времен. На этом всё и закончилось: дом не пострадал, и на соседние дома огонь не перекинулся.

Мила, когда узнала о пожаре, сначала ужасно расстроилась, но когда ей сообщили, что сгорел только сарай, утешилась… Она даже не могла вспомнить, что же там лежало… Про собачку не вспомнила.

Следующим летом Толя закончил ремонт дачного домика, теперь уже под присмотром тещи Милы. В июле родился у молодой парочки сын Андрюша. Славный голубоглазый младенец. Всё было с ним хорошо, он сосал с аппетитом, в весе прибавлял изрядно, отросли щечки, на лысой головке отрос смешной чубчик серовато-белых волос. К полугоду стал меняться, как обыкновенно бывает, цвет глаз – от молочно-голубых младенческих к тому взрослому цвету, который остается на всю жизнь. Тут-то и обнаружилась одна интересная особенность: один глазок у Андрюши стал темнеть, из голубого превращался в карий, как у отца, а второй так и остался младенчески-голубым. Встревожились, обратились к докторам. Глазная врачиха сказала, что такое разноглазье иногда случается, на зрение не влияет. Называется это явление гетерохромия. В остальном мальчик Андрюша был здоровым веселым ребенком, ласковым, с хорошим характером…