Ксения Драгунская - Заблуждение велосипеда

Почему у меня волосы рыжие?

Да проще простого – папа в молодости работал рыжим клоуном в цирке на Цветном и носил рыжий парик.

Папа учил меня кувыркаться и жонглировать четырьмя предметами.

У нас и было четыре разноцветных пластмассовых шарика. После всех инсультов у него был постельный, «диванный» режим, и он учил меня вот этим азам цирковой профессии.

В кувыркании вперед, люди добрые, самое главное – голову правильно спрятать. Ну не должна она касаться мата или пола, или манежа, или что там у кого.

Школьная математика мне не давалась, но кувыркалась я – будь здоров. Хоть вперед, хоть назад, каталась, как мячик.

Проживи папа подольше и потренируй меня, я бы точно пошла в цирковые.

Уж никак не в писатели, это точно.

Да вообще все по-другому было бы.

Но у судьбы насчет нас какие-то особые затеи, и пока она не устанет от своих экспериментов, будет выкрутасничать что есть силы.

Почему театр? Я не люблю театр. В подростковом возрасте меня на аркане тащили смотреть спектакли Эфроса и Любимова, на которых я честно и вежливо скучала.

И вот нелюбимый, чужой и неинтересный мне театр почему-то радостно распахнул двери моим историям. Успешный театральный автор, будьте любезны.

Кто бы мог подумать? Мистика какая-то…

Так это же поручение от папы! Театр был его главной страстью.

И надо выполнять папино поручение.

Надо писать: слева – кто говорит, справа – что говорит.

А можно и подряд, в строчку, записывать как прозу, режиссеры разберутся, они такие затейники…

Ну, вперед.

Погнали!

По федеральной магистрали А-101 в сторону области едет старый белый «Лэндровер», государственный регистрационный номер вася 117 маня хрен. За рулем здоровенный длинноволосый дядька в ковбойке.

Погода хорошая, видимость сто процентов.

Хорошо бы куда-нибудь приехать, где ждут, или даже где никто не ждет, приехать куда-нибудь, где совсем другие дела и другая жизнь.

Но какая, какая?

Или – остановиться, остаться на обочине, присесть с продавцами грибов, пирожков и ягод, загореть и обветриться на солнце, шутить с проезжающими, втюхивать им товар, «ну возьми, возьми лисичек на жареху», в сумерках вернуться в деревню и завалиться спать, чтобы на рассвете идти в лес, кормилец и приют, перекликаться с товарищами: «Леха!.. – Мишаня!.. – А Федька-то где?»

Затеряться, и привыкнут, и никто не спросит – ты чей?

Утро, у проституток пересменка, а вот свадьба: жених, пыхтя, тащит на руках невесту к памятнику погибшим солдатам, проститутки машут невесте:

– Наташка, вечером выйдешь?

Приехать туда, где никто не ждет, где никто не знает…

По правой полосе, прижимаясь правее, к обочине, медленно, крадучись, ползет милицейский «уазик» типа «козел».

Что это? Остановиться хотят или потеряли что?

Милиционеры в «уазике» смеются, им весело, и человек в старом «Лэндровере» не сразу догадывается, чего тут смешного.

По краю, по обочине, на старом, дурацком, неуклюжем велосипеде что есть силы улепетывает от милиционеров таджик в трениках, с очумелым от испуга и натуги лицом.

Милиционеры едут медленно-медленно, забавляясь погоней, ожидая, что таджик вот-вот выбьется из сил или навернется на своем убогом драндулете.

«Лэндровер» обгоняет «уазик» и останавливается, перегородив ему дорогу.

Милиционеры тормозят резко.

Таджик грохается с велосипеда.

Человек из старого «Лэндровера» говорит убедительным, звучным, профессиональным голосом:

– Молодые люди!

Милиционеры начинают общаться с человеком на «вы», но матом.

Человек называется и произносит краткую проповедь о том, что нельзя преследовать того, кто заведомо слабее тебя, и прочую прокисшую христианскую дребедень. Милиционеры хмуро внимают, явно слыша об этом впервые. Нехотя соглашаются. А ну его, волосатого этого, мало ли… Велят таджику зарегистрироваться как положено. Отчаливают на дальнейшие подвиги.

Таджик сидит у обочины, пытаясь выправить покривившийся руль своей каркалыки.

– Тебя как звать?

– Леха.

– Алексей?

– Ну. Дед назвал. У него друг был, русский, Леха. Фашистов вместе били.

– Хорошо по-русски говоришь.

– Дед учил. Он в Россию переселиться хотел, а умер. Мы из Куляба.

– Работаешь здесь?

– Дачу за тем лесом строим.

– Ты, Леха, женись здесь. Есть кто на примете?

Таджик смеется и уклончиво качает головой. Видно, что он совсем молодой, лет восемнадцати.

«Лэндровер» уезжает, и видно в зеркальце заднего вида, что таджик кланяется ему вслед, прижимая руку к груди.

Старый «Лендровер» сворачивает с трассы под стрелочку и на ощупь, наугад пробирается по дачной местности. Неузнаваемо. Кирпичные заборы, камеры слежения.

Кажется, сюда…

Да, а тут наоборот, ничего не изменилось.

Огромная елка у деревянных ворот. В щели между досок напиханы цветные листовки риелторских контор. Бревенчатая старая дача.

На веранде рослая старуха, старик в кресле на колесиках и маленькая беременная старушка.

Да, похоже, что старушка и что беременная. Или девушка как старушка? Да нет же, точно, старушка. Стесняется. Гладит живот.

Маркес какой-то… С Кафкой пополам.

– Здравствуйте, Зоя Константиновна.

Рослая румяная старуха, голова едва заметно, мелко трясется, а взгляд все тот же – гневный, возмущенно вытаращенные глаза.

Базед.

Ничуть не удивилась и сразу узнала.

– А!.. Федя! Или как вас теперь называть? Святой отец! Видели, видели вас по телевизору…

В доме старая, сороковых годов, мебель, большая, для гигантов, и тяжелая, прочная, чтобы на века. Для вечных гигантов. Кожаный диван с железными заклепками, огромный буфет.

– Но я должна с вами не согласиться, уважаемый святой отец, в том пункте, который касается…

– Зоя Константиновна, я приехал поговорить с вами о вашем сыне.

Пауза.

– У меня нет сына, – отчеканила старуха. – У меня нет сына! – крикнула она.

– Послушайте, Зоя Константиновна. Он тяжело болен, жизнь его не сложилась, у него нет никого, кроме вас. И если бы он вернулся…

– Ах, вернуться! Он собирается вернуться! Какое счастье! Скажите, пожалуйста! А когда он уезжал, он не думал, что у него нет никого, кроме меня? Он предал меня! Опозорил! Внук профессора марксистко-ленинских наук! Старого большевика! Он предал Родину! Женился по расчету, чтобы бежать из страны! Тоже мне, диссидент выискался! Да ему очереди за гнилой морковкой надоели, вот вам и диссидент! Бежал в те самые трудные годы! Конечно, хочет вернуться! Еще бы! Сейчас, когда все позади… Когда улучшается демографическая ситуация, когда валовый продукт… Когда наш президент и премьер-министр, рука об руку…