Александр Цыпкин - Девочка, которая всегда смеялась последней [litres]

Одна из самых саднящих историй от поездных проводников, уже не вспомню, какой был рейс. Суть следующая. Однажды проводница обнаружила, что туалет занят уже совершенно неприлично долго, постучала, поломилась – никакой реакции. Открыла мастер-ключом. Там на унитазе, ожидаемо, спит пассажир. Без ботинок, что характерно. Ну то есть слез с полки, пошел по делу и на деле этом заснул. Рядовая ситуация. Ан нет. Разбудила, спрашивает: из какого вагона? Он с блаженной улыбкой отвечает, что из ее. Проводница своих жильцов знает, такого среди них нет. Начала следствие. У человека полная амнезия. Не помнит ничего. То есть совсем. Радостный, счастливый, ничего о себе не знающий. Документов нет. Обуви тоже. Спросили в соседних вагонах. Тоже все на месте. Вызвали начальника поезда. По закону надо пассажира снимать с поезда. Кто-то предположил, что он из другого поезда перебежал. «Ага, в носках в минус три дцать», – разумно отметил начальник поезда. Что делать, непонятно. Решили на ближайшей станции сдать в милицию. Человек погрустнел, но все равно ничего не вспомнил. Вдруг появляется запыхавшийся мужик. «Вот ты где!!! Я весь поезд обошел!» Оказалось вот что. Пассажир этот после войны. Там сильная контузия была. Если выпивает даже сто грамм – временная полная потеря памяти. Ну как-то он из-под контроля и выскочил. Все рассмеялись, а друг фронтовика вдруг странную фразу сказал. «Дайте я на него счастливого посмотрю. Он счастливый только в такие моменты». – «Почему?» – спросил начальник поезда. «Память вернется, он вспомнит, что на войне случилось».

Мне потом друзья еще несколько таких историй рассказали.

Встретил в два ночи Павла Табакова, он поинтересовался:

– Цыпкин, ты как?

– Я влюбился.

Пашка долго молчал, ежил нос, морщил извилины, сужал сосуды и выдал:

– А я паркет положил.

Люблю его за честность и за талант, разумеется.

Старший состоятельный товарищ, чьи взрослые дети раскиданы по разным странам, наконец их собрал и провел с ними неделю.

– И как?

– Чудесно! Решил, кому все оставлю!

– Кому?

– Благотворительному фонду.

– Никогда не стоит переоценивать свою роль в чужой жизни, а также роль другого человека в твоей.

Из беседы с близким другом, чья компания уверенно представлена в журнале «Форбс».

– Из хороших новостей могу отметить, что в России наконец победили коррупцию.

– Хочешь сказать, чиновники перестали брать деньги?

– Берут, но теперь они за эти деньги ничего не делают. А согласись, это уже мошенничество, а не коррупция.

В Москву мы с К. Ю. Хабенским ехали на ночном экспрессе. Дворец дворцом, кровать кинг-сайз, душ-шмуш, но я все равно нашел к чему придраться. В ответ на вопрос, как я спал, из меня выползло недовольное:

– Все хорошо, но мне длины кровати не всегда хватало.

– А ты, когда спать ложишься, корону-то снимай.

Вспомнил классику.

– Александр, очень был рад с вами лично познакомиться, а вы, оказывается, такой приятный в общении человек, несмотря ни на что.

Задавать уточняющий вопрос я не стал.

Заметил тут: если коммент отдает злобой, травлей, ханжеством, осуждением и агрессией, то на странице у субъекта коты, собачки, цветы и закаты, а в профиле написано «светлый человечек, всех люблю, мир, согласие, радость, свет».

– Александр, почему опаздываем на час?!

– Гениям можно!

– Именно поэтому я не понимаю, почему вы-то опаздываете.

Друзья, мне опять было видение. Господь разговаривал со мной и поделился лайфхаком. Итак, ваша жена или девушка не отвечает на звонок и не слушает аудиосообщение. Эсэмэсит, что занята, и чтобы вы написали текстом, что надо, а вам лень набирать. Как заставить ее прослушать ваш речитатив? Легко!!!

Записываете. Посылаете. А вслед сообщение:

– Ой, это не тебе!

Через 0,1 наносекунды вы узрите результат.

Обмен аудиосообщениями с актером Милошем Биковичем.

– Сань, как лето? Ты где?

– До 23-го в Сан-Тропе, потом на Ибице, ты?

– Я до 22-го в Мытищах, потом в Алтуфьево, хотя не знаю… Посмотрю.

Обожаю моих друзей за чувство юмора.

Прихожу читать диктант ко Дню грамотности. Пчелы против меда, канеш.

В коридоре идет навстречу незнакомая девушка:

– А я вас знаю!

Я изящно, как мне кажется, шучу.

– С какой стороны?

В ответ – кувалда.

– Со стороны жены.

Вот так и исчезает моя самостоятельная идентификация…

Только в Израиле таксист может попросить тебя тише говорить по телефону, потому что ты мешаешь говорить ему.

Из ночной беседы с давним другом, крупным федеральным чиновником, обладающим филигранным чувством юмора.

– За тобой, конечно, надо записывать!

– Сань, за мной уже лет десять записывают, хочешь, у ребят запись попрошу.

Дело было в домобильную эпоху, то есть начало 90-х, я так понял. Стандартная ситуация – межстоличный роман. Парень сажает девушку на ночной поезд из Москвы в Питер, недорогой, поэтому долгий, из тех, что стоят везде. Трогательное прощание, даже локомотив прослезился. Вагончик тронулся, девица еще больше в рыдания, не могу, мол, без него. Молодежь, что с нее взять. В итоге в Твери она выходит, чтобы вернуться назад. Всегда ценил в отечественных женщинах безбашенность. Прибывает поезд в Питер, и проводница начинает отчаянно тереть глаза. В вагон входит провожавший товарищ с букетом цветов. Он тоже решил, что жить не может, ну и захотел погусарить. А денег особо нет. Он в итоге поехал в Питер ночью на машине! На бензин наскреб. Рассчитал, что поезд долгий и он успеет обогнать. Успел, в общем.

А мобильных телефонов нет. И ключей от его квартиры у девушки тоже не было. Чем дело кончилось, понятно, никто не знает. А интересно.

Я познакомился с устрицами довольно поздно, лет в двадцать пять. Будучи мнительным и брезгливым, я, как мог, их избегал, но однажды попал на прием, который открывался устричным буфетом. То есть ничего, кроме этих безобразных на вид моллюсков и шампанского, не было, а есть хотелось очень. Лет с четырнадцати. Да-да, именно в этом возрасте я осознал, что если меня и добьет какой смертный грех, так это будет отнюдь не похоть или лень. Я поглощал все, что лежало плохо, средне, удовлетворительно или хорошо. И тут такой вызов. Решил, что пора лишиться буржуазной девственности. Сковырнул странную субстанцию, втянул в рот и замер. Проглотить солоноватую, склизкую гадость не представлялось возможным. Выплюнуть тоже. Вокруг светская общественность. Замер. Обдумываю положение. Приятель, видевший начало устричного конца, поинтересовался: