Александр Цыпкин - Девочка, которая всегда смеялась последней [litres]

– А почему вы думаете, что он оставил вам всё? – Игорь Сергеевич рассмеялся.

Славик-не-говори-неправду вспомнил, как в детстве папа его наказывал. Он говорил про четыре этапа воспитания: работа, неизвестность, боль, раскаяние. Было очевидно, что Игорь Сергеевич был на границе боли и ждал Славика по ту сторону.

– То есть у папы что-то еще было…

– Было.

– Я не то чтобы удивлен, просто последние несколько лет я высылал ему деньги, так как он говорил о своем бедственном положении… А внукам он передал почти полмиллиона, я думал он как-то скопил…

– А может, положение и правда было бедственное, ведь все зависит от того, с чем сравнивать.

В голосе опять разлился Чеширский кот.

– Ваши деньги папа не копил, он их проигрывал в казино, это были единственные деньги, которые он тратил только там. Говорил – откуда пришли, туда отдам. Ему просто было приятно, что вы о нем не забываете. Что касается его собственных финансов, то он оказал настолько неоценимые услуги Родине, что Родина ему кое-что передала в управление. Он вложил деньги в какие-то акции и немного заработал…

– Игорь Сергеевич, не тяните. Сколько?

– 75 миллионов долларов.

Славик хотел откусить стакан, но вспомнил, сколько стоят зубы, и передумал.

– И ВСЕ досталось этим двум ублюдкам?

– Марк Иосифович сказал, что вы их назовете именно так. Ну просто в воду глядел. Как я уже сказал, на сороковой день я бы сообщил всем о главном распоряжении и поведал всем членам семьи друг о друге. Тем детям по пятерке, три Маше, десять поровну внукам в России, по достижении 18-летия. Обращаю внимание: внукам, родившимся и зачатым на момент его смерти (я знаю, о чем вы опять подумали). Хотя вы имеете право свою сумму потом разделить между нынешними и будущими детьми. Ну и вся семья пожизненно полностью застрахована на случай серьезных заболеваний, сумма покрытия по 2 миллиона на каждого…

– Я считать умею. Кому остальное?

– Остальное в Фонд борьбы с Альцгеймером.

Удары судьбы Славик переносил, как Овечкин летящие в него шайбы. Но тут прилетел целый метеорит. Славик выдохнул.

– Альцгеймер… Это из-за мамы…

В голосе Игоря Сергеевича вдруг исчез даже намек на доброжелательность.

– Конечно. Он ее по-настоящему любил. Последний ее год был для него адом. Жаль, что вы тогда так и не приехали.

Славик ответил быстро и холодно.

– Она бы меня не узнала, так что ей было бы все равно.

Славик, конечно, все понимал. Истинно циничные люди знают реальную цену настоящим чувствам. Он тогда боялся приезжать. Присылал деньги. Иногда очень значительные, по его понятиям, деньги. Деньги… Как это смешно звучит после новостей о семидесяти пяти миллионах долларов.

Игорь Сергеевич продолжил уже без жестокости, скорее с сожалением.

– Ей да, а вот ему нет. Марку Иосифовичу было бы не все равно. Он вас ждал. Вы знаете, что это значит. Ждать.

Славик-не-говори-неправду опять сорвался:

– Знаю! Мне тоже было не все равно! Поэтому и не приезжал.

Осекся он сразу. Игорь Сергеевич даже не успел ответить.

– Извините, Игорь Сергеевич…. Глупость сказал.

– Почему же глупость, все очень человечно. Я не вправе судить.

– Спасибо… Игорь Сергеевич, у меня два вопроса… важных…

– Давайте, раз важные.

– Как вы думаете, почему он мне оставил только коллекцию? Месть? Урок? Издевательство?

– А второй?

– Почему через сорок дней?

– Почему через сорок дней после смерти разрешил все вам рассказать?

– Да.

– Не знаю, думаю, как это ни странно, он во что-то верил, в том числе в то, что на сороковой день там что-то решается. Может, хотел проверить вашу общую искреннюю реакцию или, наоборот, боялся ее.

– Неужели боялся, что я его прокляну из-за денег или, наоборот, хотел узнать, насколько я его возненавижу за этот весь цирк со похоронами?

– Мне кажется, он продумывал разные варианты. Я сам удивился, но, когда и астролог всплыл, понял, что Марк Иосифович решил предусмотреть все. Такой он был человек. Помните, как у вас всегда было два школьных портфеля и две формы. Так ведь?

Славик почувствовал укол ностальгии. Попытался про него побыстрее забыть и задал вопрос, ответ на который ничего хорошего ему не сулил:

– Ну а почему мне только коллекцию оставил? Не бойтесь, я ко всему готов.

– Марк Иосифович сказал, что с деньгами у вас никогда не будет проблем, что вы слишком талантливы и беспринципны, чтобы быть бедным. А вот чего-то настоящего, чего-то своего и незаменимого вам явно не хватает. Людей вы не очень любите, может быть, полюбите картины, ну или людей через картины. И потом он понимал, что так вы минимум десять лет будете о нем помнить. И, помимо Кончаловского, для вас есть еще пара работ… поинтереснее. Я бы сказал, помеждународнее.

Чеширский кот вернулся, и на этот раз без пилы.

– Уверен, автора даже вы знаете. Его все знают. Но тут я все-таки подожду сорокового дня. Маше тоже будет небольшой ювелирный сюрприз. Мы же никуда теперь не спешим?

Славик вновь ощутил себя ребенком, который впервые сел со взрослыми биться в преферанс и не мог не восхищаться их продуманными решениями. Папа приучал его к своим играм с ранних лет, и, надо сказать, их партнеры по картам могли бы составить отдельную энциклопедию выдающихся личностей своей эпохи. Славик утонул в воспоминаниях и ответил мечтательно.

– Нет. Теперь точно не спешим.

Но быстро вернулся в панику.

– Игорь Сергеевич, а что будем с похоронами-то делать?..

– Попробую за завтра через американских товарищей достать пепел из могилы и переслать сюда.

– А если не успеем?! Перенесем всё?

Славик при всем своем цинизме побоялся предложить план «Б». А вот самый близкий Марку Иосифовичу человек, его адвокат – не побоялся. Он даже впервые за все эти дни пришел в негодование.

– Вячеслав Маркович, вы вообще в своем уме? Что значит ПЕРЕНЕСЕМ?! Это вам не свидание с девушкой, это похороны вашего отца и моего ближайшего друга, это событие, оно не переносится! Не успеем – значит, похороним воздух. Чистый московский воздух. Потом довезем прах. Нельзя земные дела отменять в угоду небесным. Это так…

Игорь Сергеевич искал слова и перебирал пальцами. Нашел их не сразу, но зато точные.

– Так не по-московски.

История, рассказанная мне проводницей. Как вы знаете, поезда иногда останавливаются. Граждане выходят посмотреть на перегон, перекреститься, что живут в городе, а не на этом пустыре, или, наоборот, взгрустнуть о суетности мегаполиса и очаровании провинциального неспешного бытия. И конечно, все по традиции ждут бабушек с пирожками или детей с квасом. Теперь все чаще приходят бабушки с пепси и дети со сникерсами. Тем не менее есть один момент, всех объединяющий. Время стоянки. Это как часы Золушки. Три минуты. Тридцать минут. Не важно. Секунда опоздания – и стоишь в тапках на морозе, смотришь в хвост уходящего вагона.