Александр Цыпкин - Девочка, которая всегда смеялась последней [litres]

Алиса злобно усмехнулась. Наташа и Гриша опустили глаза.

– Оба чуть ли не обрадовались, когда узнали, что у другого роман, так же вины меньше, да?

Она замолчала, полистала меню.

Что-то мне ничего не нравится, пойду я. Вы, если решите между собой, с кем я останусь, дайте знать.

Она встала из-за стола и пошла к выходу.

Наташа почти что крикнула ей вслед:

– А ты сама бы кого выбрала?

Алиса остановилась. Развернулась. Посмотрела по очереди на обоих. Вспомнила сцену из «Криминального чтива» в подвале у Зеда, улыбнулась, ответила:

– Обоих, Натуль, вы только в наборе хороши.

И заливисто рассмеялась.

Марина Краевская работала кардиологом в одной из московских клиник, иногда принимала дома. Сердца в столице работают из рук вон плохо, и пациентов у толкового врача всегда хватает. Тем не менее этим утром у Марины образовалось окно, которое заполнил неожиданным визитом занятный пациент.

– Доброе утро, Федор Сергеевич. Удивили…

Следователь запутался в шнурках и пытался снять ботинки усилием воли, поэтому отвечал с некоторым напряжением в голосе, без казенной любезности, а скорее с извинениями.

– Добрый. Простите, что вас дома побеспокоил, но вы у меня единственный кардиолог знакомый, а как-то с утра плохо себя почувствовал. Сегодня, сами знаете, к чужому врачу попадешь – или всю зарплату оставишь, или вообще домой не вернешься. Правда, спасибо, что приняли.

Марина усмехнулась, попробовала пошутить, но обиду, а точнее, акцент на некий принудительный характер визита поставила.

– Ну как не принять следователя, особенно если он вас еще и в убийстве подозревал? Вы мне уже как родной. Что случилось-то?

Слышал следователь хорошо, но избирательно, ответил так, будто шутку оценил, а вот акценты не заметил. Или, может, ему просто стало легче без обуви. Он наконец свободно вздохнул и включился в обмен колкостями.

– Марина, ну что вы так сразу. У меня работа такая – подозревать. Вы же тоже всегда подозреваете, что человек болен. И ваши приговоры иногда пострашнее моих, да и адвокат не предусмотрен.

Последняя собственная реприза, если можно это так назвать, понравилась сыщику особенно, он даже положил руку на плечо Марине, но она решила, что разговор и так чуть более дружеский, чем бы ей хотелось.

– Философствуете? Вам идет. Да и вам можно. Так в чем мне ваше сердце подозревать?

Федор Сергеевич покорился и перешел к делу, начав, правда, все равно с остроты.

– Стучит как-то не так. Да я давление померял, высоковато, а мне в командировку ехать, побаиваюсь.

– Ну стучит – это уже хорошо. Сейчас я кардиограмму сделаю, посмотрим, что у вас там, да и давление я сама померяю, вы же наверняка этим новым измерителем пользуетесь, им верить нельзя. Раздевайтесь.

– Совсем?

Марина удивилась неожиданному кокетству строгого обычно следователя, но списала такую метаморфозу на встречу в ее кабинете. Тем не менее ответила сухо.

– По пояс.

Наблюдая за запутавшимся в пуговицах сыщиком, Марина нарочито спокойно поинтересовалась:

– Не нашли убийцу-то?

Следователь так же нарочито и так же спокойно ответил.

– Нашел.

– Надо же. И кто же он? Любовник какой-нибудь?

– Не он. Она.

– Даже так? Расскажете? Ну, после того, как я вас послушаю.

Она приложила холодную печать к спине пациента, который с добродушной усмешкой определил направление дальнейшего течения разговора.

– Конечно, расскажу. Убийца вы.

Марина как будто не обратила внимания:

– Не говорите ничего, дышите глубоко. Спасибо. Интересное предположение.

Она вынула из ушей «оливы», по врачебному повесила дужки на шею и с любопытством прокомментировала:

– Во-первых, вы же знаете, что у меня алиби, а во-вторых, если я убийца, почему же вы ко мне в кабинет пришли, а не я к вам?

– Говорю же, давление скачет, нервы не в порядке, как и у вас, я предполагаю. Вот хочу поговорить. Не как следователь с подозреваемой, а как человек с человеком. Может, нам обоим этот разговор поможет с ним справиться:

– С кем?

На этот раз следователь ответил без лишней любезности или легкомыслия.

– С давлением, Марина. Я без прелюдий. Я знаю, что Ларису убили вы, знаю – как, знаю, что вы обеспечили себе неопровержимое алиби, но ничего доказать не могу, да и, скажу честно, не то чтобы хочу. Но у меня есть информация, которая может быть очень важна для вас как для человека. Я бы даже сказал, она может изменить вашу жизнь, если, конечно, в этом есть необходимость. Я ею поделюсь, если вы дадите мне ответы на два вопроса. Они тоже важны для меня как для человека. На мне нет никаких прослушивающих устройств, можете проверить. Хотите, штаны сниму? Могу телефон в машину отнести. Что скажете?

Марина сжала губы. Все ее тело превратилось в точку, которой когда-то была наша Вселенная перед Большим взрывом. Федор Сергеевич понял, что для старта реакции нужно всего лишь несколько слов. Он их всегда умел находить. Нужные слова.

– Молчите. Понятно. Ожидаемо. Марин, я же вижу, что вы нормальный человек, врач, вы людей спасаете и живете с тем, что убили женщину, которая виновата лишь в том, что ее полюбил ваш муж. Нет, я все понимаю: чувство собственности, ревность, деньги большие…

Большой взрыв. От голоса Марины по кабинету пошли волны. Сначала наполненные болью, затем силой и наконец яростью.

– Ничего вы не понимаете! Ничего!

Следователь мог быть доволен. Подождав, пока воздух перестанет вибрировать, он спокойно ответил:

– Так объясните. Я и правда чего-то не понимаю.

– Чего именно? Вам же все очевидно. – Сарказм врача соединился с сарказмом женщины.

Федор Сергеевич флегматично перечислил:

– Я не понимаю, почему вы убили ее только сейчас, через несколько лет после развода. Это первое. И почему убили не сразу, как пришли, к ней, а поговорили, потом вышли на улицу, постояли, вернулись и только тогда выстрелили. Это второе.

Следователь рисковал. Его предположение строилось на таких незначительных деталях, что вероятность попадания в цель была довольно низкой, а в случае ошибки его авторитет моментально бы рухнул. Но он понимал, что если прав, то стена, разделяющая его и правду, исчезнет, как это часто бывает в масштабных магических шоу.

Марина отреагировала именно как зрители такого шоу – с еле скрываемым восторгом, который, правда, в силу обстоятельств в течение пары секунд трансформировался… Нет, даже не в страх, а в равнодушие и непонимание.

– Если вы, как вам кажется, знаете, как все было, почему же не арестуете меня прямо сейчас?

Если бы Марина сейчас измеряла кардиограмму, то, вероятно, заметила бы небольшой скачок внутри Федора Сергеевича. Все-таки не каждый день он ставил на зеро и выигрывал. Но он именно потому и слыл грозным соперником в карточных играх, что лицо его редко предавало нервную систему. Флегматичность никуда не исчезла.