Марк Леви - Влюбленный призрак

Но бухгалтерия, даже простейшее сложение, никак ей не давалась. Испортив бланк, она скомкала его и взяла другой. Зато поиски давно запропастившегося счета завершились удачей: он преспокойно лежал на столике с иностранной литературой. Встав, чтобы им завладеть, Манон попала под струю воздуха из вентилятора, который вдруг напомнил ей про карусель, погребенную под песками времени. Кружащиеся деревянные лошадки повлекли ее в давно забытое лето…

Девчушка, цепляющаяся за неподвижную позолоченную гриву, раз за разом проезжала мимо сидевшей на скамейке матери. Мужчина рядом с ней улыбался до ушей и махал шляпой мальчугану, взгромоздившемуся на пожарную машину.

Машина петляла по шоссе Эль-Камино-дель-Мар, приближаясь к океану. Раймону захотелось задержаться перед виллой, парившей над Си-Клифф-авеню. Прижавшись лбом к стеклу, он залюбовался ее фасадом.

– Чем ты занимался после моего ухода? – спросил он рассеянно.

– Играл концерт за концертом.

– Ты оправдал мои надежды.

– Ты возлагал на меня какие-то надежды?

– Да, и ты оказался на высоте. Прошу тебя, не надо вселенской скорби; поверь, я не хотел тебя огорчить. Ну разве самую малость, надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Представь, нет, не понимаю.

– А потом? Не все же время ты пропадал в концертных залах!

– Потом была Софи.

– Так, Софи. Что дальше?

– Зря ты думаешь, что у меня была куча женщин.

– Я спрашивал, чем была наполнена твоя жизнь.

– Я пианист, пианисты играют на фортепьяно! Чего еще ты от меня хочешь?

– Я открою тебе один важный секрет. Я, будучи хирургом, оперировал больных.

– Ты обещал открыть секрет.

– Какой ты нетерпеливый! Слушай мой секрет: это была полная чепуха! Проводить день и ночь в больнице вместо прогулок с тобой и веселья с тобой и с твоей мамой…

– Советуешь поставить крест на карьере и пуститься в скитания?

– Иногда ты бываешь очень нудным, Тома́. Мне бы хотелось одного: чтобы, обретя наконец счастье, ты постарался больше его не упускать. Вспоминай возможности, упущенные мной, думай о том, сколько времени мы должны были провести вместе, но, увы, не провели.

– Поздновато меня учить, тебе не кажется?

– Излей свои упреки до конца, сейчас самое время. Уверен: после этого тебе станет гораздо легче.

Тома́ поддел носком ботинка валявшуюся на тротуаре пивную бутылку.

– Твой уход по-английски застиг меня врасплох.

– Поэтому я и вернулся.

– Ты вернулся из-за Камиллы.

– Я не успел с тобой проститься, ты метался по свету со своей музыкой, предоставляя мне подстерегать твои возвращения. Где мне было знать, что однажды утром мое сердце возьмет и перестанет биться? Завтра я исправлю эту ошибку, обещаю.

– Почему мы остановились перед этим домом? – спросил Тома́, подавшись к лобовому стеклу.

– Хочу попрощаться, – ответил отец со вздохом.

– Она здесь жила?

– А теперь она здесь покоится. Он отвез ее домой. Мало ему было двадцати лет тюрьмы… Едем дальше!

Машина проехала еще немного и достигла стоянки у спуска к Бейкер-бич. Тома́ попросил водителя подождать: ему, мол, пришла охота подышать морским воздухом, прежде чем снова нырнуть в город.

– Так я и думал! – ответил водитель со смехом. – Может, и для меня немножко найдется? – Он подмигнул. – Покатаю вас бесплатно, еще и подожду.

– Вы это о чем? – не понял Тома́.

– Вы уже минут двадцать беседуете с птичками. Ну и хороша у вас «дурь»! Мне тоже бывает одиноко в этой машине ночами, мне бы очень пригодилось немного вашего классного курева.

– Лучше я расплачусь, – ответил Тома́, открывая дверцу. – «Дурь» за рулем? Ну, вы даете!

Раймон подошел к кромке прибоя и оглянулся. Его взгляд был прикован к стоявшей на холме белой вилле с синими ставнями, перед которой они останавливались.

– Бейкер-бич – место что надо, – сказал он. – Пойду пройдусь, вдруг она заметит меня из окна? Это не совсем то, о чем я мечтал, но нельзя ведь получить все сразу. И потом, согласись, здесь великолепная панорама!

– Это как посмотреть, – пробурчал Тома́.

– Не будь эгоистом. У тебя вся жизнь впереди, тебе решать, как с ней поступить. Приедешь выступать в Дейвис-холле – а я знаю, ты сдержишь обещание, – выдели часок, чтобы приехать прогуляться по этому пляжу. Ты будешь думать обо мне, здесь это будет веселее, чем в любом другом месте.

– Да уж, то еще веселье!

– Ты смотришь в лорнет с неправильной стороны. Ты думаешь о том, чего нет. А ты подумай о том, что было, – обо всем том, что нам посчастливилось сделать вместе. Помнишь наш велопоход по замкам Луары? Дни напролет я заставлял тебя крутить педали, зато вечерами…

– …ты водил меня на светомузыкальные шоу. Шамбор, Шеверни, Блуа, Шомон… Все бы хорошо, если бы не моя натертая седлом задница!

– Ты забыл Амбуаз. Зато никто не заставлял тебя рано ложиться спать, у нас обоих гудели ноги и рябило в глазах. Однажды ты совершишь такое же путешествие с сыном или дочкой, будешь, как я, крутить педали, то и дело оглядываясь назад… Так что видишь – пожалуй, это и есть быть отцом, вот так всё просто: прокладываешь путь и не перестаешь оборачиваться.

Пройдя несколько шагов, Тома́ опустился на песок и уставился на горизонт. Отец, подойдя, слегка толкнул его локтем:

– Смотри, опоздаешь на ужин. Можно мне с тобой?

– Тебе невозможно отказать.

– Я аккуратненько, вот увидишь. Буду паинькой. Могу вообще сесть в баре, буду слушать разговоры соседей, мне полезно потренироваться в английском. Мало ли что ждет меня там .

– Как оно вообще – там ?

– Лучше поторопимся, хуже нет заставлять женщину ждать.

Возвращаясь с пляжа по извилистой тропинке, Раймон остановился и хитро улыбнулся:

– Собери с песка сухие водоросли и спрячь в карман. Предложишь их водителю и пообещаешь ему незабываемый вечер.

В городе уже наступил вечер, а Манон не заполнила даже одной странички в своей инвентаризационной тетради. Мыслями она унеслась далеко от своего книжного магазина и от Сан-Франциско.

Деревянные лошадки превратились в настоящих пони, вышагивающих круги по песку в манеже.

Всякий раз, когда Манон оказывалась перед матерью, та ей ободряюще махала. Мужчина, беседовавший с ней на скамейке и не выпускавший ее рук из своих, наоборот, не обращал внимания на своего сына, гордо державшегося в седле.

В витрину постучали, Манон испуганно вздрогнула. На тротуаре стоял Тома́.

– Я не очень опоздал? – спросил он, когда она открыла ему дверь.

– Я не знаю, который час.

– Мы идем ужинать?

Она хотела захватить с собой плащ, но Тома́ рассоветовал, указав на безоблачное небо. Задрав голову, Манон убедилась, что он прав, и ограничилась зонтиком.

– Это все? – спросил Тома́, когда она захлопнула дверь магазина.