Инна Хаимова - На полпути к себе...

— Мне Саша ничего не говорил! Но вы пройдите в комнату. Я сейчас попробую ему дозвониться на работу. Узнать, что за бумаги. Я что-то не помню. Правда, дозвониться очень трудно. Бывает, что в течение часа не прозвонишься.

Юна эта тоже очень хорошо знала! Только мобилизуя свою настойчивость, она могла в течение часа крутить диск аппарата к неудовольствию соседей. Но как же сейчас она так промахнулась, не подумала, что Надя попытается до него дозвониться?

— Если не дозвонитесь, ничего страшного не будет. Я тороплюсь. Я мимо проходила — зашла. Не знала — застану вас дома или нет. Так что засиживаться не могу, — проговорила Юна, подготавливая путь к отступлению.

Квартира у Нади была небольшая, но из двух изолированных комнат. Меньшая служила столовой, а большая — спальней. Через открытую дверь в маленькой комнате Юна увидела струганый, на толстых ножках стол, такие же простые деревянные скамьи. Стены комнаты были обшиты деревом. Икона в серебряном окладе висела над телевизором. Главную роль в убранстве комнаты играли складни и всяческая церковная утварь — кадила, лампады и тому подобное. Комната была стилизована под деревенскую избу.

— Саша любит старину, вот мы и собираем, — когда вошла в комнату, сказала Надя. — Это дуэльный пистолет пушкинских времен. Я сумела его купить всего год назад. Но нам кажется, что он у нас висит всю жизнь…

Вторую комнату занимал старинный низкий комод и антикварная горка на витых тонких ножках. Еще там стояла очень широкая кровать красного дерева. На одной из ее спинок восседал такой же амурчик, какой Корнеев принес Юне. И в руках у этого был лук с натянутой тетивой. Телефон стоял прямо на атласном одеяле.

— А где же второй? — спросила Юна, потрогав амурчика.

— Он у нас есть. Просто сейчас Саша его отнес в починку. У амурчика оборвана тетива и что-то случилось с резьбой. Правда, не знаю, когда он вернется обратно. Какая-то не совсем понятная история произошла с этим амурчиком. Мастер сам починить не смог и попросил еще кого-то. В общем, его придется разыскивать, а Саше сейчас недосуг. У него уже почти четыре месяца такой завал в делах, голова идет кругом. Да вы же, наверное, знаете, что они с Ахрименко сняли специально квартиру для работы, чуть ли не за городом, без телефона. Чтобы никто не мешал. Я, бывает, его неделями не вижу, не слышу. Но какие же люди рвачи! Квартира без телефона, в отдаленном районе, правда, в две комнаты, — сто рублей берут! Где только у них совесть запрятана?!

Слушая разоткровенничавшуюся Надежду Викторовну, Юна все сильнее сжимала кулачки — так, чтобы ногти впивались в ладони, — боль почувствовать. Надя еще названивала Корнееву, когда Юна ее спросила:

— У вас раскладушка есть? — спрашивая, она как бы услышала слова Корнеева: «Мы спим давно в разных постелях…»

Надя перестала крутить диск.

— Что-то занято все время, — сказала она, а когда до нее дошло, о чем спрашивала Юна, с удивлением воскликнула: — Какая раскладушка?!

— Ну… если гости останутся ночевать…

— Пока никто не оставался, — усмехнулась Надя. — А кровать я купила года три назад. Я вам уже говорила, что Саше нравится старина, вот и купила. Она, сами видите, чуть ли не всю комнату заняла. Пришлось кое-что отвезти на дачу. У меня дача еще от родителей осталась. Недалеко от Москвы. Я ведь Саше предлагала, чтобы они с Ахрименко на даче жили и работали. Тем более что дача теплая. Не надо было бы платить. «Нет, — сказал он, — ты мне будешь мешать своими наездами». И знаете, даже адреса той квартиры не дает!

Вероятно, Надя давно ни с кем не разговаривала о доме и своей жизни. Ее потянуло к откровенности. Почему-то бывает и так, что самым сокровенным начинаешь делиться с совершенно незнакомыми людьми.

— Может быть, с адресом я вам еще и помогу! — интригующе проговорила Юна. — Мне Ахрименко тоже ничего пока не говорил о той квартире, но я у него адрес обязательно выпрошу!

Надя снова стала крутить, не переставая, диск аппарата и одновременно делиться своими мыслями:

— И зачем он туда пошел работать! Ума не приложу. Хочет чувствовать себя независимым? Конечно, мужское достоинство — великая вещь! Но ему творчеством заниматься надо… А не в гостинице сидеть…

«Вот откуда ветер дует. Вот почему сегодня столько слов о творчестве было», — подумала Юна.

— Уж я как-нибудь на двоих заработаю, — продолжала Надя.

— А кем вы работаете?

— Я? Художник-реставратор. В основном по старинной живописи, по иконам. Ой, простите, — спохватилась она, — я вам и чаю не предложила. А может, чего-нибудь покрепче? Саша только портвейн пьет, все усмехается, что, мол, на большее не зарабатывает. А сейчас он работает над повестью, — Надя гордо встряхнула головой, — так что почти не пьет. Может, все же коньячку вам налить?..

— Корнеев когда должен прийти? — вдруг оборвала ее резко Юна.

— Завтра утром. Часов в десять.

— Может быть, дадите ваш телефон? Сейчас я тороплюсь, а завтра вам позвоню.

— Да, так, пожалуй, лучше, а то я нервничаю, что не могу дозвониться, и вас задерживаю. Только позвоните, пожалуйста, до шести часов. Мы вечером идем в «Метрополь». У нас юбилей.

Надя радостно улыбнулась, и Юна увидела, что эта женщина даже симпатична. Когда же она улыбается, ее лицо становится просто красивым.

— Спасибо, я обязательно позвоню. Вы очень симпатичный челове… — Юна чуть было не сказала корнеевское «человечек», но в последний момент удержалась и продолжала: — Не помню точно, но, кажется, Ахрименко говорил мне, что ваш Корнеев почти герой, что мальчишкой он бежал на фронт, когда его отец пропал без вести.

— Ну, Ахрименко что-то спутал, — сказала Надя. — Саша на фронт не убегал. Он с матерью жил в эвакуации. А отец его еще до войны ушел от них…

Когда Юна вышла от Надежды Викторовны, она решила, что поедет в гостиницу.

«Хватит. Пора рвать, — думала она. — Несколько месяцев сижу дома. То боюсь пропустить его звонок, то боюсь пропустить его приход. Сижу и трепыхаюсь. И впрямь стала настоящая иждивенка. К тому ж живем на деньги «просто женщины»! А я, дура, всему верю, даже тому, что он каждый месяц сто рублей гонорара зарабатывает. Еще жалуется, что у него «разметка» такая — больше этой суммы в редакции заработать ни за что не дадут».

Но по дороге в гостиницу запал оставлял ее. Она решила не торопиться, не совершать опрометчивых поступков. В свое время она, Юна, уже наломала дров — так «поторопилась», что пробыла с Симкой целых десять лет. А как быть, если она сейчас порвет с Корнеевым? Денег нет, с работы уволилась. Да, затянули ее основательно инертность и леность. «Не пори горячку», — сказала она себе.

Конечно, Надя рассказала Корнееву о посещении незнакомки, задававшей довольно странные вопросы. И конечно, по описанию Нади он понял, что это была Юна. Прямо из ресторана Саша приехал к Юне. Таким элегантным и свежим она его еще никогда не видела. Замечательный коричневый замшевый пиджак отлично сидел на нем. Из-под обшлагов выглядывали накрахмаленные манжеты, сверкали старинные серебряные запонки с горным хрусталем. Но что подкосило ее окончательно — золотое обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки, которое он, вероятно, забыл снять!