Александра Ронис - Тот, для кого живу [СИ]

– Да, – тихо согласился с ней Саша, незаметно придвинулся ближе. – Влад сидит из-за меня. Потому что я, – пауза, – убил отморозка, который хотел причинить вред тебе. В компании с другим таким же отмороженным.

Он придвигался к вжавшейся в кресло девушке все ближе и ближе, и ей под его немигающим взглядом стало неуютно. Возникло стойкое ощущение, что в его словах скрывалась какая-то правда. Пока непостижимая для нее, но очень важная, способная кардинально изменить все вокруг.

Денис тоже затих на ее коленях. Не отрывая глаз, с любопытством, он наблюдал за тем, как мужчина махнул рукой куда-то себе за спину и почти что прошептал маме:

– Вон в той комнате жила девочка. Практически такого же возраста, как и ты, – руки его непроизвольно сжались в кулаки, между бровями пролегла глубокая складка. – Вика, сестренка моя. Как и ты, читала книжки про любовь, – он глазами указал на лежащий на комоде обложкой кверху раскрытый томик с яркой, красочной картинкой. – Наверное, мечтала встретить принца, – он горько усмехнулся, – а встретила двух ублюдков. Однажды вечером, – надтреснутый голос Саши звучал отрывисто, в нем явственно слышалась боль.

Ксения нервно сглотнула, как будто это у нее спазмом перехватило горло, а ей ещё так много нужно было сказать. Смотрела в потемневшие глаза Воронова и без труда воссоздавала там «картинку», да и собственные эмоции и телесные ощущения от недавнего «посещения» заброшенного дома ещё не улеглись.

– Они насиловали ее в гараже несколько часов. Пьяные. Обдолбанные. По очереди. Пока не надоело. А потом отпустили – были уверены в своей безнаказанности, ведь родители у них при деньгах. И им было совершено плевать, что потом будет с ней.

Девушка не нашла что сказать. Даже представить было невозможно, что довелось пережить ее ровеснице. Несколько часов подвергаться насилию, групповому, в то время как сама Ксения просто от наглых приставаний Ковылева чуть с ума не сошла от страха. И правда, если бы не Влад… Но ведь и сам Влад потом…

– А она пришла домой и наглоталась таблеток – не захотела с этим жить, – уже ровным голосом продолжал Саша. У него получилось справиться с собой. Самое трудное позади – он смог озвучить то, чего никак не мог себе простить. – И меня рядом не было. Вика умерла еще до приезда «скорой», – через секундную заминку устало произнес он. – А могла бы жить да жить.

Выйдя из квартиры, мужчина устало прислонился к стене, закрыл глаза. Тяжко дался ему этот разговор с Ксенией. Направляясь сюда, он даже и не подозревал, что настолько разоткровенничается и приоткроет в этот вечер частичку своей души, обнажит перед посторонним человеком незаживающую рану на сердце. Даже с Юлей он никогда не заводил об этом речи. Это было слишком личное, уже давно, как он думал, похороненное, пережитое, забытое. То, с чем он смирился.

Но нет. Вновь обострилась в душе горечь утраты, снова в груди загорелся огонь, сжирающий холод здравомыслия, разжигающий жажду мщения. Ни на секунду не пожалел он о том, что совершил. Более того, вернись время назад, без малейших колебаний ещё раз расстрелял бы того мелкого гаденыша у гаражей, только на этот раз сделал бы все намного аккуратнее – не было бы ни тела, ни ненужных свидетелей.

Полыхающее внутри пламя необходимо было затушить. Хоть чем-нибудь. Чтобы оно перестало гореть и мучить его. С трудом отлепившись от стены, Воронов спустился по лестнице и, выйдя в сумрак летнего вечера, с жадностью вдохнул полной грудью. Не мог надышаться, как будто его долго держали без кислорода.

Раньше, в какой-то прошлой жизни, где были мама с Викой, но не было Юли с детьми, на такой случай у него всегда в машине была припасена бутылка коньяка. Сейчас в бардачке пусто, но кто мешает сходить в круглосуточный магазин за углом за спасительной пахучей жидкостью, аромат и терпкий вкус которой уже начал понемногу забываться?

Несколько шагов туда-обратно и вот руку привычно холодит темное стекло. Ладонь заученным движением отвинчивает крышку.

Прежде чем сделать первый глоток Воронов разблокировал свое авто, сел на водительское сиденье, откинулся на спинку. Пить на глазах соседей да припозднившейся ребятни не собирался. Алкоголь приятно обжёг горло, теплом заструился по пищеводу. Как Саша и надеялся, коньяк сгладил слишком болезненные воспоминания, обступившие его непрошеными гостями. Нет, конечно, какие-то события прошлого он целенаправленно воскресил в памяти сам, чтобы помочь Демидовым разобраться в их непростой ситуации, но следом за ними из глубоких недр памяти полезли другие, и справиться с ними оказалось сложнее. С теми, о которых он сегодня умолчал – Юля, многого натерпевшаяся от него в свое время, мама, вместо поддержи сына получившая сердечный приступ. Вот так же боком вышла и его помощь Владу и Ксении, но хотя бы этот его «косяк» он мог в какой-то мере исправить. Чем копаться в горьком прошлом, не лучше ли тогда сконцентрироваться только на настоящем? Усилием воли Воронов вернул мысль к Ксении.

Часто, слишком часто он сам поступал неправильно, да и сейчас продолжает, чего греха таить, чтобы требовать от молодой, наивной девчонки взвешенных решений, каких-то зрелых поступков, и отчитывать ее за то, что она по неопытности совершает ошибки. Во время разговора Ксюша производила впечатление напуганного зверька, а он ещё больше ее напугал. Как-то не получалось у него найти точку баланса, чтобы и другу-Владу семью сберечь, и Ксюше-почти-что-сестре помочь. Сложно все в семействе Демидовых, и как выкрутиться из этой непонятной паутины, Воронов пока не представлял.

Сделав ещё один хороший глоток, Саша плотно закрутил горлышко, положил бутылку на пассажирское сиденье, вытащил сигарету. Алкоголь здесь не помощник, понял сразу, как только вкусовые рецепторы различили знакомый привкус – так, немного напряжения спустить, ослабить болезненные уколы памяти и все, а иначе на следующее утро он не получит ничего, кроме головной боли.

Приоткрыв окно, мужчина выпустил туда струйку дыма, окидывая взглядом постепенно пустеющий двор, против воли снова окунулся в прошлое. Если мысленно прогуляться до соседнего дома, то можно увидеть и ровные ряды гаражей, тех самых, вдоль которых он несся когда-то в бешеной злобе, ещё не зная, что скоро познает горе и отчаяние от невозможности все исправить. Не хотелось снова когда-либо испытать подобные эмоции, поэтому ещё одно усилие и снова мысли вернулись в настоящее.

Затягиваясь так, что в лёгких заломило от боли, Воронов навалился на руль, по-прежнему не выпуская из поля зрения двор, предался размышлениям. Вспоминал, не брякнул ли в порыве чего-нибудь лишнего Ксении.