Пьер Леметр - До свидания там, наверху

Когда машина остановилась у въезда в тупик Пер, было уже начало девятого. Парк Монсо и улицу Маркаде разделял не просто один округ, но целый мир, от приличных кварталов к плебейским, от роскоши к жизни с хлеба на воду. Перед особняком Перикуров обычно были припаркованы один «Паккард Твин Сикс» и один «Кадиллак-51» с мотором V8. Здесь же сквозь тронутые червоточиной перекладины забора Мадлен узрела нагромождение тележек со сломанными ручками и облысевших шин. Это ее не ужаснуло. По матери она происходила от грубошерстных накидок, а по отцу, предки которого были скромного происхождения, от сохи. Хотя и с той и с другой стороны в бедности жило лишь первое поколение, все же это воспоминание было частью истории Мадлен, нужда, безденежье — это как пуританство или феодализм, забыть трудно, впечаталось в следующие поколения. Шофер же — все шоферы у Перикуров носили имя Эрнест, начиная с самого первого Эрнеста, — итак, Эрнест, провожая взглядом удаляющуюся госпожу, взглянул на двор с отвращением, его династия насчитывала только два поколения шоферов.

Пройдя вдоль забора, Мадлен позвонила в дверь дома, долго ждала и, наконец увидев женщину неопределенного возраста, сказала, что желает говорить с г-ном Альбером Майяром. Женщине потребовалось время, чтобы осмыслить просьбу и ассоциировать Альбера со стоявшей перед ней молодой особой: роскошной, холеной, накрашенной, чьи отдававшие пудрой духи доносились до нее как очень далекое воспоминание. Мадлен вынуждена была повторить: господин Майяр. Без единого слова женщина указала во двор, там, налево. Мадлен кивнула и под двойным взглядом владелицы дома и Эрнеста решительно толкнула трухлявые ворота и твердым шагом пересекла грязный двор до входа в небольшой барак, где и скрылась, но внезапно остановилась, потому что лестница, ведущая наверх, содрогалась под чьими-то шагами; она подняла глаза и узнала рядового Майяра, державшего пустое ведро для угля, он тоже резко остановился на ступеньках и произнес: «А? Что?» У него был потерянный вид, как на кладбище в тот день, когда откапывали тело бедного Эдуара.

Альбер застыл с полуоткрытым ртом.

— Здравствуйте, господин Майяр, — сказала Мадлен.

Мгновение она наблюдала это круглое, как луна, лицо, порывистую фигуру. У одной ее приятельницы когда-то был песик, который непрестанно дрожал, не по болезни, просто таким уродился, он дрожал с головы до ног двадцать четыре часа в сутки и однажды умер от остановки сердца. Альбер тотчас напомнил ей эту собачку. Она заговорила с ним очень тихим голосом, как если бы опасалась, что при столь внезапной очной ставке он расплачется или кинется прятаться в погреб. Майяр стоял безмолвный, переминаясь с ноги на ногу, сглатывая слюну. С беспокойным и даже испуганным видом он оглянулся на площадку второго этажа… Мадлен заметила в нем эту черту — постоянную боязнь, что что-то произойдет за его спиной, такое вечное опасение; в прошлом году, на кладбище, он уже казался сбитым с толку, потерянным. С таким выражением нежности, наивности, как у тех мужчин, которые живут в своем собственном мире.

Альбер отдал бы десять лет своей жизни, чтобы не оказаться в таком положении, в тисках между Мадлен Перикур, стоявшей внизу у лестницы, и ее якобы покойным братом, который этажом выше дымил через ноздрю, в зеленой маске с голубыми перьями, как у попугайчика. Можно поклясться, Альбер действительно был создан человеком-бутербродом. Он раскачивал свое угольное ведро, как кухонную тряпку, когда до него вдруг дошло, что он не поприветствовал молодую женщину; он протянул ей грязную руку, тотчас извинился, убрал ее за спину и прошел последние ступеньки вниз.

— На вашем письме был адрес, — тихо сказала Мадлен, — я заглянула туда. Ваша мама направила меня сюда.

С улыбкой она указала на обстановку, флигель, двор, лестницу, как если бы имела в виду обычную квартиру. Альбер кивнул, не в силах выдавить ни звука. Ведь она могла бы появиться в тот самый момент, когда он открывал обувную коробку, и застать его врасплох с ампулами с морфином. Хуже того, он вообразил, что было бы, если бы случайно Эдуар сам спустился за углем… Подобные детали подсказывают нам, какая идиотская штука судьба.

— Да… — рискнул Альбер, не зная, на какой вопрос отвечает.

Он хотел сказать — нет, нет, я не могу пригласить вас подняться что-нибудь выпить, это невозможно. Мадлен Перикур не посчитала его невежливым, она приписала его состояние неожиданности, стеснению.

— На самом деле, — начала она, — мой отец хотел бы познакомиться с вами.

— Почему со мной?!

Это вырвалось как крик сердца, в голосе сквозило напряжение. Мадлен пожала плечами, обозначая очевидность.

— Потому что вы присутствовали при последних мгновениях моего брата.

Она произнесла это с милой улыбкой, как если бы передавала просьбу пожилого человека, которому можно простить некоторые капризы.

— Да, конечно…

Теперь, когда Альбер пришел в себя, он хотел только одного: чтобы она ушла прежде, чем Эдуар забеспокоится и спустится сюда. Или что там, наверху, он услышит голоса и поймет, кто здесь, в нескольких метрах от Альбера.

— Согласен… — добавил он.

— Завтра, если хотите?

— О нет, завтра невозможно!

Мадлен Перикур удивилась живости этого ответа.

— Я хочу сказать, — снова начал Альбер извиняющимся тоном, — в другой день, если вам удобно, потому что завтра…

Он был не в состоянии объяснить, по какой причине завтрашний день не подходит для принятия этого приглашения, ему всего лишь нужно было вновь взять себя в руки. Он на секунду представил, о чем могли говорить его мать и Мадлен Перикур, и тотчас побледнел. Ему стало стыдно.

— Тогда в какой день вы будете свободны? — спросила молодая женщина.

Альбер вновь оглянулся на верхнюю площадку. Мадлен подумала, что там, наверху, женщина и ее присутствие смущает Альбера, она не хотела его компрометировать.

— Тогда в субботу? — предложила она. — К ужину.

Она приняла радостный тон, почти предвкушая удовольствие, будто ей только что пришла в голову эта мысль и они чертовски хорошо проведут время.

— Ну…

— Отлично! — заключила она. — Скажем, девятнадцать часов, это вам подходит?

— Ну…

Она ему улыбнулась:

— Отец будет очень рад.

Маленькая светская церемония подошла к концу, краткий миг колебания, как бы сконцентрировав все, напомнил им об их первой встрече; они вспомнили, что, хоть не были знакомы, их связывало нечто общее, нечто жуткое, запретное: тайна, эксгумация погибшего солдата, незаконная перевозка тела… Кстати, а куда делся этот труп? — подумал Альбер и тут же прикусил язык.

— Наш адрес: бульвар де Курсель, — сказала Мадлен, надевая перчатку. — На углу с Прони, найти совсем не трудно.