Ульяна Колесова - Колдун

В городе пахло рыбой и горьким миндалём.

Агриппина решила, что это плохой знак, ведь рыба — это символ вечности, а миндаль — атрибут мужской чёрной магии. Попросив, как обычно, доставить ее в самую лучшую из гостиниц, Агриппина решила оставить все тревоги до утра. Чтобы уберечь себя от сглаза, перед сном Агриппина натерла виски, ладони и низ живота настойкой из чертополоха. Утром, когда солнце окрасило площадь в розовый цвет, Агриппина встала, подошла к зеркалу и поздравила себя с днём рождения. Её отражение впервые не понравилось Агриппине, лицо выглядело усталым. «Во всем виноват жесткий матрас», — решила она.

Приняв освежающую ванну, она надела гранатовое платье, туфли на закрученных каблуках, и отправилась на поиски новой любви.

Когда Агриппина выходила из гостиницы, медный перстень зацепился за выступ дверной ручки, соскочил с пальца и упал на ступени крыльца. Подняв его, женщина обнаружила, что змеиный глаз выскочил из гнезда и укатился куда-то. Как ни искала Агриппина свой старинный талисман, найти его так и не удалось. «Все сегодня идёт не так», — с досадой подумала она.

В уютном кафе «Лакомый кусочек», что располагалось на площади напротив гостиницы, почти не было посетителей. Агриппина выбрала крайний столик с видом на фонтан и заказала турецкий кофе и бутерброд с сушеными помидорами и овечьим сыром. Утолив голод, Агриппина подумала, что сегодня, в день рождения, можно побаловать себя, и добавила к заказу бокал мадеры и ореховое пирожное.

Вот откуда запах миндаля, — подумала она, когда официант принёс ароматный шарик размером с перепелиное яйцо на широком медном блюде. Шарик лежал в центре, окружённый причудливой пентаграммой, нанесённой шоколадным соусом.

Подняв глаза на официанта, Агриппина увидела, что это совсем не тот человек, который принял у неё заказ и принёс ранее бутерброд и кофе. Тот был белобрысым увальнем с лицом простака, а этот новый был стройным и гибким, с бледной кожей и длинными чёрными волосами, завязанными сзади в хвост. Он поставил блюдо и бокал с янтарной жидкостью перед женщиной, но после этого не ушёл, а остался стоять у противоположной стороны стола. Агриппина посмотрела на него, вопросительно подняв бровь.

— Хочу убедиться, что пирожное пришлось вам по вкусу. Знаете, такие клиентки, как вы, не часто заглядывают в «Лакомый кусочек», мне бы очень хотелось вам угодить. Ведь вы и сами — «кусочек» весьма лакомый.

Агриппина слегка поморщилась от такой фамильярности и сделала вид, что не услышала этих слов. Она наколола на золоченую вилку миндальный шарик и отправила его в рот. Пирожное оказалось на редкость вкусным, оно мгновенно растаяло во рту, оставив на языке твёрдую горошину. Женщина собралась было её проглотить, запив мадерой, но ей захотелось прежде взглянуть на горошину. Каково же было удивление Агриппины, когда, взяв её с языка двумя пальцами, она обнаружила, что это не что иное, как окаменевший змеиный глаз, выпавший из её кольца! Женщина с недоумением посмотрела на официанта, но тот вовсе не выглядел удивленным.

— Наши блюда иногда преподносят сюрпризы. Но, прошу заметить, всегда приятные.

— Но… как же так получается? Ведь эту бусину я потеряла сегодня, совсем недавно, не больше четверти часа назад, а тесто для пирожных вы, думаю, замесили ещё вчера!

— Ах, сударыня! Время — субстанция непостижимая. Его вполне можно запустить задом наперёд, а то и вовсе вывернуть наизнанку. Уж вам ли этого не знать? Ведь вы умеете легко удлинять своё время, укорачивая чужое.

— Откуда вам это известно? Кто вы такой? — спросила Агриппина. Ладони её вспотели, она почувствовала тяжесть и жар на затылке, как будто на него надавила чья-то невидимая тяжелая рука.

— Меня зовут Павлом, — жарко шепнул в самое ухо странный официант. — Я твой следующий муж.

Только теперь Агриппина как следует рассмотрела мужчину. Выше среднего роста, с прямой спиной и плавными движениями рук, что делало его похожим на танцора, мужчина был одет в застёгнутый до горла темно-лиловый короткий сюртук с позолоченными пуговицами и бархатные штаны, заправленные в высокие сверкающие сапоги. Агриппина задержала взгляд на стройных длинных ногах, затем подняла его чуть выше, и нечаянно прикусила губу. Ни один из Агриппининых мужей не обладал столь совершенными ягодицами!

Шею Павла с заметно выступающим адамовым яблоком, украшала атласная лента и брошь в виде золотой рыбы. Бледное лицо выглядело бы болезненным, если бы не живой острый взгляд разномастных глаз.

Правый глаз Павла был молочно-серым, а взгляд его — холодным и пронизывающим, как февральский ветер. Левый переливался горячим золотом и согревал душу. Агриппине пришло в голову, что теперь сны её будут то полными райского блаженства, то леденяще-жуткими, в зависимости от того, с какой стороны от Павла она ляжет в постель. Женщина не сомневалась, что это произойдёт не далее, как сегодня вечером, потому что она уже влюблена по уши, и ждать дольше было бы невыносимой пыткой.

Не отрывая от Павла взгляда, она доела пирожное, залпом выпила мадеру и бросив на медное блюдо несколько монет и карточку со своим новым адресом, удалилась. Агриппина пересекла площадь, считая шаги, и вошла в гостиницу. Шестьдесят восемь шагов. Тридцать четыре секунды.

— Вам письмо, сударыня! Консьерж протянул ей желтый конверт с монограммой, изображавшей рыбу.

«Сегодня вечером за тобой приедет экипаж. Твой Павел».

«Похоже, что время теперь будет течь в двух противоположных направлениях одновременно», — подумала женщина.

— С тех пор, как я встретила тебя сегодня утром, твои волосы отросли на два фута, — заметила Агриппина, когда Павел помог ей выйти из коляски и проводил в дом из серебристого камня. Чёрные, закрученные в тугие веревки на африканский манер волосы Павла спускались теперь ниже его умопомрачительных ягодиц.

Минуя коридор и просторную богатую гостиную, Павел провёл Агриппину прямо в спальню, где был накрыт стол и уже разобрана огромная кровать. Рядом с ней разинул горящую пасть камин, выложенный в виде головы льва.

Слюна Павла имела привкус миндаля, поэтому все блюда, которые успела попробовать Агриппина, были похожими на то круглое утреннее пирожное. Объятия и ласки её новоиспеченного мужа были такими, словно у него было не две, а четыре руки, а когда он вошел в неё, Агриппина почувствовала, что в её теле выросло гибкое дерево, протянувшее ветви по венам и даже по самым мелким сосудам. Ни разуму, ни душе не осталось места в теле женщины, и выскочив, они унеслись куда-то в космос…

После трёх полетов во вселенную и обратно, душа Агриппины запросила пощады. Смилостивившись, Павел позволил жене задремать, укрывшись его волосами.