Александр Григоров - Знать

Все хотели увидеть штурм ИНЯДа, пользуясь тем, что власти Харитонова пошли на попятную перед всемирно известным каналом "Оупенинг". Говорили, что от него приехала какая-то шишка, чуть ли не программный директор, но в толпе его не нашли - видимо, получил аккредитацию отдельно.

Назначенный штурм перенесли с вечера на утро следующего дня, иначе было не успеть.

- Шеф, без вариантов. Их там прорва. Либо гнать, либо отменять ксивы. - Гошино лицо озарила внезапная мысль. - Может, проведем все по-тихому?

Карп Наумович поковырялся ложкой в твороге, стараясь подставить спину точно под поток воздуха из кондиционера.

- По-тихому, Гоша, уже не получится.

Злость Несусвета по поводу того, что Смык раскрылся в институте, давно схлынула, омыв повинного с головы до ног. Майор Буркун должен был сыграть после штурма, но если так получилось - ладно. Еще недавно ни за что не поверил бы отговоркам вроде "пацан сказал, и я потерял сознание". Сейчас это - весомый аргумент.

- По-тихому, Гоша, нужно было брать их раньше и порознь. По-тихому - не нужно было светиться в ИНЯДе и оставлять там Буркуна. Если борзописцы сообразят, что к чему, такой хай поднимут, что хрен нам, а не валютные кредиты. Мы демократию душим, за что нам миллиарды?

- Так на эту же прессу и миллиарды.

- Это ты понимаешь. И я. А за границей - не понимают, что можно показать по телевизору халву и во рту станет слаще. - Несусвет мечтательно прикрыл глаза. - Говоришь им с экрана, что дороги хорошие - верят. Подвеску на машинах меняют, но верят. Говоришь, что вокруг - зеленый город, верят. Задыхаясь в пыли. Наши люди верят в лучшее, в Европе - не так. - Карп Наумович облизал ложку. - Пусть приходят все. По служебным удостоверениям.

Будто сошедший с небес, Гоша даровал свободу прессе, тушеной в управской духовке.

- Поршни - это обувь из сырой кожи! - крикнул кто-то из защитников ИНЯДа мальцам по ту сторону рынка.

- В падающем лифте нужно ложиться на спину! - ответили оттуда.

Оба выстрела ушли, никого не задев. Зато знатокам стало понятно, кто взял их в кольцо. Здесь школьным курсом не отделаешься.

Из окна директорского кабинета позиции просматривались лучше - сквер перед центральным входом, где расположились интеллигенты, пустая толкучка как буферная зона, рассредоточенные вартовые на обочине дороги. Здоровые в синей пятнистой форме - спецназовцы. Мелкие очкарики в камуфляже - солдаты БС.

Держа планшет подмышкой, Рёшик расхаживал по скверу и объяснял знатокам, почему не нужно ввязываться в перепалку. Те слушали его речи, как приказ в прежние времена. А узнай они, что лидер потерял силу, слушали бы тоже. Разве потерявший руку перестает быть командиром?

- Скоро пойдут на штурм. Применят не только знание, но и оружие. Если расстреляем запас сейчас, потом нечем будет ответить. Подождут, когда мы бросимся в атаку, чтобы прорвать оцепление. Приведут журналистов и покажут, как знатоки используют силу против стражей порядка. Прошу вас держаться до последнего. Станет невмоготу, сдавайтесь.

Со стороны оцепления послышались автомобильные гудки и окрики. К институту мчалась "скорая" с эмблемой частной медицинской компании. Вартовые долго проверяли документы, заглянули в карету и все-таки пропустили.

- Пока не поздно, сдаемся в психушку, - пошутил кто-то из знатоков.

- Странно, - выговорил Рёшик и перехватил планшет поудобней.

За ту минуту, пока машина с красным крестом двигалась к защитникам, в голове сложились два варианта: кому-то в здании плохо; или внутри - солдаты. Из кабины вылезли пассажиры.

- Чего уставились? Разгружайте, - скомандовал улыбающийся Истомин.

- Там много скоропортящегося, - подтвердил Дюжик.

- Если вы имеете ввиду меня, - откликнулся, вылезая из фургона Борис Менделевич, - то вы таки ошибаетесь. Я - фрукт без ограничения срока годности.

- Как изюм, - спростодушничал Аркадий Филиппович.

- Или урюк, - поддержали из строя.

- Если вы так хотите кушать, - сказал Раскин, - давайте, к примеру, разгружать.

Рёшик следил за разговором молча, подошел и обнял гостей по очереди.

По пути в кабинет Истомин рассказал, как увидел сюжет по телевизору и смекнул о насущной потребности. Нанял частную "скорую", позвонил Аркадию и Борису Менделевичу. Проблемой было попасть через оцепление. Дюжику пришлось сыграть смертельно больного, чей личный врач сейчас защищает ИНЯД. Когда вартовые заглянули в фургон, там их встретил адвокат Раскин и объяснил, что больному впору составлять завещание, и вообще - мы не вырываемся из оцепления, а наоборот, стремимся в него.

Пока знакомились с Огненом, Яся приготовила на электроплите яичницу с вареной колбасой и помидорами. Бронский появился, когда перешли к чаю из пакетиков. Обстановка сложилась уютная, и думать о ближайшей судьбе не хотелось.

Прошлую ночь Рёшик и Яся скоротали откровенным разговором.

- Это я передала власти информацию о расколе, а позже - видеозапись, с которой началась боевая глупость.

- Зачем?

- Я хотела, чтобы ты остановился, бросил все и был со мной. Чувствовала, что запись имеет какую-то силу.

В кабинете спорили Ростик и Боря, Бронский водил экскурсию по институту для Мирослава. Вопреки эзотерическим верованиям, ночь не была прообразом смерти. Наоборот, в ней зарождалась новая жизнь, которая продлится после штурма, уничтожения знати и торжества глупости. Страшная жизнь, казалось бы. Но тех, кто может ее боятся, уже не останется.

- А Фира написала твой адрес, когда Огнен просматривал сюжет на нашем сайте.

- Фира вообще оказалась молодец...

- Я знаю, ты любишь ее.

Рёшик закрыл лицо ладонью, подошел к окну и поднял взгляд на потолок.

- Да не было у нас ничего. Не знаю, зачем она все это придумала, лантаноид ей в таблицу.

Истомин спустился в сквер и врачевал желающих знатоков. Произносил медицинские знания, и, казалось, слова блестели при луне, как живительные капли. Увидев в окне Рёшика, Володя помахал рукой.

- Понимаешь, Яся, во время домашнего ареста я понял: все, что мы делаем - бесполезная суета по сравнению с любовью, которая вложена в этот мир и безнадежно утеряна людьми. Я вообще думаю, что этот новый сигнал - и есть изначальная любовь. С нее, быть может, и началась Вселенная. А мы, близорукие и слабоумные, рассуждаем о каком-то Большом Взрыве, теории струн, прочей чепухе. И вот представь: мне, ничтожному белковому созданию дарована часть этой любви - в примитивном, физиологическом понимании. Две части - твоя и Фирина. Как мне быть? Что делать?

Из-за леса показалась зорька, и нежная прохлада опустилась на плечи Рёшика вместе с тонкими женскими руками.

- Я люблю тебя, Игорь.

Он обнял ее в ответ и отвернулся, глядя на рождающийся день.