Александр Архипов - Звёзды Платона

— Платон! Михалыч летит! — крикнул Бес, рукой показывая на приближающуюся тёмную точку между двумя горными грядами.

— Ждём Мохера! Без него не полечу, — Платон начал судорожно в голове перебирать варианты, почему в назначенное время не вышли прапорщик с радистом.

— Дымы! Бес, дымы! — закричал Сандро, поджигая свой дым для обозначения места посадки для Михалыча.

— Отставить дымы! Ждём! — нервно крикнул Бесу Платон.

— Платон, ты охренел? Нас через минуту всех в пыль раскидает! Дымы, Бес! — перекрикивая автоматные очереди кричал Сашка Дягилев.

Бес поджог дым и побежал на край площадки. Михалыч уже «висел» над головами бойцов, а из калитки техник спускал трап.

Никто из них не знал, да и не мог знать, что второй пристрелочный снаряд самоходной гаубицы «Акация» разорвался в пяти метрах от выбранного прапорщиком Мишиным места, с которого он собирался корректировать огонь артиллерии по банде моджахедов. Никто из них не знал, да и не мог знать, что взрывом 152 миллиметрового осколочно-фугасного снаряда смешало прах прапорщика Мишина Володи с прахом радиста-срочника Петрова Семёна и разнесло, разметало по чужой земле. То ли неточные координаты выдали артиллеристам, то ли наводчик не докрутил колёсико в прицеле, а может и то и другое… Жалко мужиков. Жалко их родителей и родных. А хуже всего — появившийся у них новый статус в личном деле военнослужащего — «ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ». И ни наград, ни почестей.

Только память.

Загрузилась третья группа быстрей остальных. Сначала закинули в брюхо вертушки Сандро, а он лёг и, наполовину высунувшись из люка, хватал подпрыгивающих парней за, что поймает и рывком затаскивал в чрево… Из кабины высунулся Михалыч с выпученными от бессонницы глазами и громко спросил:

— Вовка где? Мохер живой? — зная прапора не первый год, он и предположить не мог, чтобы тот улетал с задания не последним бортом.

Платон растерянно развёл руками.

— Ах, вы…, — ругнулся Михалыч и повёл машину вдоль склона, поливая из пулемётов всё, что видели его измученные глаза.

Неожиданно по брюху лупанула очередь пулемёта. Техник вскрикнул, схватившись за плечо. Все увидели, как по пальцам повисшей руки стекает и капает на пол кровь. Бес рванулся к висящей на перегородке вертолёта аптечке. Через пару секунд ещё одна очередь, но уже выше и ближе к двигателям. Борт сильно тряхнуло, появился посторонний звук, похожий на свист. Началась очень сильная вибрация.

— Колян, что там? — спросил Михалыч у техника по внутренней связи.

— Кажись в левую турбину попали. Обмотка горит, носом чую, — отозвался техник, — Михалыч, как тяга? Падает?

— Какая на хрен тяга! Падаем! Позови ко мне старшего, — хрипел в микрофон командир.

Техник вопросительно посмотрел на ребят. Бес кивнул на Платона:

— Платон старший!

Платон подскочил с места и качаясь, как после стакана спирта от качки и вибрации, пробрался в кабину пилотов. Там Михалыч со штурманом вдвоём боролись за жизнь… за их всех жизнь. Командир обернулся к Платону и почти спокойным голосом, но так громко, что аж уши закладывало, сказал:

— Платон, сынок! Если будем так лететь, то скоро ё…ся! Не тянет кобылка. Я вас высажу вон на той горке, а утром машину поменяю и заберу. Обязательно заберу! Слышишь? Мы десять километров отлетели, духи до вас не скоро доберутся. А так и машину угробим и сами разобьёмся. Все! Что решаем парень?

— Михалыч, делаем, как надо! — крикнул Платон и вывалился из кабины собирать ребят и оставшийся боезапас.

Долго объяснять парням не пришлось, все понимали, что второй движок тоже «ранен» и с такой нагрузкой до базы не дотянуть. Десантный отсек медленно заполнялся полупрозрачным едким дымом. Михалыч крутанулся возле невысокой возвышенности с лысой макушкой и завис в двух метрах от земли. Он опасался, что если сядет, то уже не взлетит, тяги не хватит. Техник дёрнул дверь и что-то сунул в карман куртки Платона:

— «НЗ»! На крайняк берёг!

Из кабины высунулось лицо Михалыча со страшно торчащими в разные стороны, усами. Оглядев всех, он крикнул:

— Доживите до утра, пацаны! Обещаешь? — обратился он к Платону.

Платон мотнул головой и первым прыгнул вниз. За ним попрыгали остальные пять человек, потом Колян сбросил им оставшиеся коробки с набитыми пулемётными лентами, три гранатомёта и два цинка с патронами. Вертушка, качаясь и проседая по высоте, начала понемногу подниматься и, чадя левым движком, удаляться в сторону базы. По ходу событий Михалыч связался с командованием и доложил о сложившейся ситуации. Командование рвануло на себе тельняшки и решило немедленно посылать за оставшейся группой «броню». Но Михалыч сказал коротко:

— Куда? Ночь! Сожгут всех на хрен!

И ему поверили.

Разведчики высадились на небольшой горке с практически пологими склонами. И это было положительным фактором. Спрятаться было не за что. На склонах росли жиденькие кустики и жёлтые клочки колючей травы, между осыпающихся при ходьбе камней. Вершина горки была практически плоской и имела идеальные размеры для посадки вертолёта — 10 на 8 метров. На этом идеальность заканчивалась, так как грунт этой проплешины не позволял воткнуть сапёрную лопатку даже на одну треть. О том, чтобы выкопать хотя бы неглубокие ямки для оборудования позиций, речи быть не могло. Приняли решение спуститься по склонам и практически на ощупь собирать плоские камни и из них выкладывать себе защиту. Тяжело конечно, зато не холодно, а впереди ещё ночь. Через пару часов беготни «в горку — с горки», решили отдохнуть и перекусить. Араратик сам назначил себя дозорным, спустился ниже вершины и на корточках ходил по периметру, высматривая басмачей в БН (бинокль ночной). Ночь была безветренной и воздух прозрачен, поэтому видимость была хорошей. Метров 250–300 точно.

— Платон, ты б сказал этому «филину». Холодно, аккумуляторы в БН так быстро сядут. Пусть с перерывами смотрит, чтобы на всю ночь хватило, — наставительно порекомендовал Бес, а ему верить можно, технарь закончил.

— Лёх, а Колян-вертолётчик, что тебе в куртку сунул? Вон крышечка торчит, — ехидно, но с большим интересом поинтересовался Сандро.

— Серьёзно? А я думаю, что это карман так оттягивает? — шутливо ответил Платон, доставая из кармана флягу.

Чуть поболтав, открыл крышку и в воздухе повис тяжёлый дух этилового спирта. Парни зашевелились в предвкушении, отставляя в сторону задолбавшую уже всех консервированную перловую кашу с запахом старой кухонной тряпки.

— У кого промедольчик остался? — спросил Лёха.

Оказалось, у двух. Остальные шприц-тюбики вкололи тяжёлым раненым.

— Два, а нас шестеро. А если два нужно будет вколоть сразу? Короче, пацаны, оставим спирт, как обезболивающее. По дороге на базу допьём, если останется, — убедительно сказал Платон, тоном, не терпящим возражения.