Елена Колина - Толстовский дом

Преподаватель кружка сказал тете Фире:

– У мальчика блестящие способности. Кроме математических способностей у него хорошая речь, он всегда может объяснить, как решил задачу. Но он мне мешает.

– Плохо себя ведет? – задохнулась тетя Фира. – Я ему скажу…

– Ему должна быть важна сама задача, а ему важно блеснуть умом, везде быть первым… и вообще… – сказал преподаватель и посмотрел на Леву оценивающим взглядом, в котором читалось «и вообще он какой-то не такой…».

Не такой? А какие они были? Они были странные, как будто им не нужно ничего, кроме задачек, как будто они с другой планеты, с математической планеты. У Гриши, например, всегда шнурки были развязаны, но мальчики в маткружке не смеялись – они особые были дети. Не очень общительные. Конечно, не аутисты, но так, близко… Все, кроме Левы. Лева всегда был немного возбужден, хотел бегать, толкаться, обсуждать, дружить. И никакой «математической отстраненности».

Он и внешне был не похож на других мальчиков. Что-то в них было общее: домашние толстенькие, мягонькие мальчики, которые вырастут в домашних толстеньких мужчин. А Лева был высокий, красивый. И шнурки у него всегда были завязаны.

Почему я вдруг вспомнила все это?

Ах да, Гриша. Гриша был похож на всех остальных – такой довольно мягкий.

Однажды Гриша вышел из аудитории в туалет, а когда возвращался, я ему сказала – позови мне Леву. По телевизору должны были показывать «Вечный зов», и я маялась, смотрела на часы, но уйти домой без Левы не смела. Ослушаться тетю Фиру? Я же не сумасшедшая.

– Позови Леву. Скажи, что у меня живот болит, пусть выйдет. …Что вы сегодня так долго?

А Гриша в ответ стал мне рассказывать задачу, какая она и как он ее решает. Он воспринял мой вопрос буквально: что вы делаете? – решаем задачу, я вот так ее решаю… Я вертелась, корчила рожи, а он все говорил и говорил про множества. Наконец я насмешливо сказала: «Я ничего не понимаю в твоей задаче». А он начал рассказывать еще раз – множества, множества… Я демонстративно закрыла глаза, а Гриша все рассказывал, как он решает задачу. Ему было не важно, хочу ли я его слушать, ему было важно рассказать, что ОН хочет. Как будто смотрел не на меня, а в себя – а там задача. Я открыла глаза… а он уже ушел в аудиторию. Прервал внезапно разговор и свалил. Мальчишки все невежливые, но это было другое – я стала ему не интересна, как только он рассказал все, что хотел.

Странно, что в кружке Лева был номером один, впереди Гриши, который решил одну из семи задач тысячелетия. Не знаю, хотел ли он быть первым в кружке. Мама права – что я могу знать о таком человеке. Но мальчики не меняются – ему больше всего важна задача, а Леве важно быть первым.

А теперь Гриша не дает интервью. Почему? А на фига ему разговаривать с журналистами, если они не могут сказать ничего интересного для него?

По-моему, про деньги для него оскорбительно. Он сделал то, что никто не смог сделать, решил такую задачищу, он уже это сделал, так при чем здесь деньги? Его решение прекрасно, как хор ангелов, и вдруг из этого хора – не ангельскими голосами – а чего вы от миллиона-то отказались, вот мы так взяли бы! Вам что, не нужен миллион долларов?

Гриша и журналисты – в разных мирах. Может, их мир плох, а может, чудо как хорош, но он с их миром не хочет иметь ничего общего. Грише можно позавидовать – хорошо бы очертить границы своего мира, залезть с головой под одеяло и не давать интервью. Иногда.

А иногда давать.

Лева сказал – бедный Гриша.

Почему? Потому что УЖЕ доказал. Доказал, и все, миссия окончена, более сложной задачи не найти. Но есть еще остальные шесть задач тысячелетия, почему бы не попробовать? Лева посмотрел на меня как на дурочку.

Ну, откуда мне знать, что это нельзя? Это их математические штучки.

Если Гриша настоящий математик, то Лева, конечно, «какой-то не такой». Лева в этом смысле с нами – то есть как все. Ему хочется, чтобы ему сказали – ух, ты!.. У него много миллионов, и каждый из них ему нужен.

Лева расстраивается.

Что он не доказал гипотезу Пуанкаре.

Неужели все-таки расстраивается, что он не доказал?

И что у него нет такой великолепной внутренней свободы.

А все-таки.

В маткружке Лева был первый.

Гениальный сериал Мэтью Вайнера «Mad men»! Гениальная идея – рекламщики 50-х на Манхэттене! Гениально показана эпоха, а как только сериал начинает казаться немного слишком познавательным, вроде «Исторических хроник», включается драматическая линия. Из-за гениального фона я волновалась за героя так, как будто не знала, чем кончится.

Прекрасные диалоги.

Например.

Рекламщики придумывают рекламу дезодоранта. Бормочут – чего хотят женщины, чего хотят женщины?..

В этом месте я включила паузу и задумалась: я же сценарист, что бы я написала?

Чего хотят женщины?

Денег?

У нас дома была одна запретная тема, не считая, конечно, секса. Это деньги.

Нельзя было говорить, у кого из наших знакомых большая зарплата – или маленькая.

Нельзя было говорить, что кто-то что-то купил. Если я пыталась сказать, что Алене с Аришей что-то купили – джинсы, – папа говорил: «Люди с высоким индексом ориентации на материальные ценности менее счастливы».

Нельзя было даже сказать, что Резники не могут позволить себе поехать на Байкал, нужно было говорить «Фирка не хочет на Байкал».

Мама любила повторять: «деньги не имеют никакого значения», «деньги не важны», «деньги ничего не меняют в жизни»… Это, конечно, неправда. Деньги меняют людей, портят и др. Это фраза пошлая, – пошло повторять такую безоговорочную истину.

В серии, которую я только что написала, есть тетка, которая все время говорит: «Я никогда не считаю чужие деньги, НО…» – и дальше подробно, кто что купил.

Может быть, женщины хотят, чтобы у них не было меньше денег, чем у других?

Включила. Посмотрим, что они придумали.

Диалог рекламщиков:

– Чего хотят женщины?

– Всего. Особенно того, что есть у других.

Вот лучше и не скажешь. ЖЕНЩИНЫ ХОТЯТ ВСЕГО, И ОСОБЕННО ТОГО, ЧТО ЕСТЬ У ДРУГИХ.

Ленинградский математический кружок Дворца пионеров для одаренных детей был одним из самых сильных маткружков в Советском Союзе, готовил участников городских, всесоюзных и международных математических олимпиад.

Из книги «История математического образования в СССР»:

Задача 1

В классе у всех учеников разное число волос. При этом учеников в классе больше, чем число волос у любого, и нет ученика, у которого ровно 100 волос. Каково наибольшее количество учеников в этом классе?

Задача 2

Сумма 123 чисел равна 3813. Доказать, что из этих чисел можно выбрать 100 с суммой не меньше 3100.

Объяснение задач. Обе задачи решаются с помощью принципа Дирихле. Формулировка принципа Дирихле очень проста: «В n клеток нельзя посадить больше n кроликов, если в клетке помещается только один кролик». Принцип Дирихле имеет обобщения, например: