Василе Войкулеску - Повести и рассказы писателей Румынии

Его не хотели пропустить в шахту. Но он вырвался из рук вахтера и сел в лифт. Напрасно ему что-то кричали вдогонку, когда подъемник стал опускаться в шахтный колодец. Что случилось? Ничего не случилось! И в самом деле, в конце смены все признали, что ничего не случилось. Он, как всегда, пришел в свой забой и молча, спокойно отработал смену, выдав на-гора́ лишнюю вагонетку угля. И все же его наказали.

Ни мастер, ни начальник смены, ни инженер, ведающий участком, не хотели его наказывать. Они-то хорошо знали Якоба Онисие. Но главный инженер был трусом:

— Придется доложить о случившемся в главное управление, в Бухарест.

— А зачем докладывать? — спросил начальник смены.

— Ты молод, — ответил главный инженер, — жизнь тебя еще не трепала. Может случиться, что и другие сделают то же самое, что сделал Онисие, нам придется их наказать. Но они пожалуются в Бухарест и сообщат, что Онисие мы не наказали. И тогда нас спросят: почему вы не наказали Якоба Онисие? Так что придется о нем доложить, и мы будем чисты…

И они сообщили в Бухарест о проступке Якоба Онисие. Правда, они добавили, что он хороший шахтер, работает уже шестнадцать лет, так что его, пожалуй, и не стоит наказывать. Однако через две недели из Бухареста пришел приказ: «Якоба Онисие следует наказать — перевести его на два месяца в Петрилу». Это был неприятный приказ, но его следовало выполнить. Главный инженер именно тогда и сказал: «Онисие, ты должен понять!»

Онисие перевели в Петрилу с первого ноября. От Аниноасы до Петрилы по прямой было всего шесть километров. По прямой шла подвесная дорога. Вагонетки, груженные углем, проходили весь путь за полчаса. Но у Якоба Онисие он отнимал целых три часа. Когда он работал в первой смене, ему приходилось выходить из дому в три часа ночи, жена и дети еще спали. К половине пятого утра, когда раздавались гудки для рабочих первой смены, он преодолевал только два подъема, а в Петрилу приходил в шесть и еле успевал отметиться и получить свой шахтерский фонарь.

Так продолжалось шесть недель подряд. За это время он работал в трех разных сменах. Теперь он был во второй: она заступала в два и заканчивала работу в десять вечера. Еще несколько дней, и вся эта напасть кончится. Хорошо, что все идет к концу, потому что у него нет больше сил. Дорога очень трудна. Он уже износил пару крепких шахтерских бутс. За всю свою жизнь он не преодолевал столько подъемов, да еще по столь обрывистым холмам, как за эти шесть недель. Над его головой все время плыли то в одну, то в другую сторону вагонетки подвесной дороги, похожие на черных хищных птиц. А он шагал внизу, то поднимаясь к вершине холма, то опускаясь на дно котловины.

Наказание началось, когда еще стояла осень и на окрестных холмах видны были одинокие березы, напоминающие белые свечи. Но листва уже пожелтела. Совершай он просто прогулку, он наверняка любовался бы пейзажем: вершины Парынга, покрытые чистым белым снегом, березы, сосны… В горах уже зима, но здесь, на склонах холмов, окружающих Дылжу, люди все еще пасли скот под лучами теплого осеннего солнца. Однако недели через две выпали первые дожди, и тропа, по которой ходил Онисие, покрылась хлюпкой грязью. Дорога стала еще более трудной, и Онисие все время вспоминал господ из Бухареста: «Перевести его на два месяца в Петрилу! А что они знают об Аниноасе или о том, где находится Петрила? О, если бы они пришли сюда и хоть один-единственный раз проделали этот путь, да еще ночью, в те глухие часы, когда и петухи не поют!..» С каждым днем становилось все труднее. Холодные дожди перешли в мокрый снег. Хоть бы ему разрешили пользоваться канаткой! Однако это было запрещено. Только раз в сутки контролер линии проплывал в красной кабине, стоя над пропастью, похожий на огромную летучую мышь с распростертыми крыльями.

За неделю до рождества — Онисие работал тогда во второй смене — начался буран и в три дня покрыл всю окрестность чистым белым снегом. Снегопад продолжался иногда даже ночью, но на другой день жители Дылжи опять протаптывали старую дорожку. Им нужны были деньги к рождеству, и они то и дело отправлялись в Аниноасу или Петрошань, неся на базар кто кошелку с яблоками, а кто поросенка.

Когда Онисие добрался до Петрилы, он увидел старух, продающих у ворот шахты рождественские ветки, украшенные бумажными цветами. В этих местах их называют «соркова». С ними дети отправляются колядовать. Онисие вошел на территорию шахты, однако, вспомнив о детях, вернулся к воротам и тоже купил соркову. Но тут раздался двойной гудок сирены, и он поспешил к входу в шахту. Посреди двора стояла раскаленная железная печурка, у которой грелась девушка в брюках. Проходя мимо нее, Онисие улыбнулся и сказал с ходу:

— День добрый!

Шахтеры, дожидавшиеся у разверстого колодца шахты, увидев Онисие с сорковой, стали отпускать шуточки:

— Ты бы спустился с ней в забой, она станет еще краше!

— Давай, Якоб, поскорее вниз: лошади тоже ждут соркову.

Но он оставил свою игрушку у одного из вагонетчиков и спокойно спустился в забой. Его напарником был шахтер из Кымпа, с которым ему всегда хорошо работалось. Они выдавали за смену четырнадцать вагонеток угля.

В тот день в шахте говорили только о вине, колбасах и свинине.

Своего поросенка Онисие зарезал еще третьего дня, а вино он собирался купить в Аниноасе. В забое шахтеры видели перед собой лишь черный пласт угля, но воображению каждого рисовались куски свинины и всякие другие рождественские яства. От этих видений работа как будто становились более спорой, почти ожесточенной, и огромные куски угля падали один за другим. Только лошади, как на подбор упитанные, продолжали свое дело, не захваченные всеобщей спешкой и нетерпением. Даже старый мерин, знавший множество тайн своей шахты и обладавший, казалось, даром предчувствия, не подозревал, что завтра рождество и что лошадей тоже ожидает подарок: два полных дня отдыха в своих стойлах.

Чтобы все было в полном порядке и ничего не случилось за эти два дня, в конце смены рабочие отложили отбойные молотки и, взявшись за топоры, приступили к укреплению забоя. Они одели угольный пласт белыми досками, уголь скрылся из виду, и по всей шахте распространился приятный запах свежеоструганной сосны. Теперь можно было спокойно оставить шахту без людей на ближайшие два дня, чтобы она тоже отдохнула в рождество.

Из шахты рабочие вышли, когда было уже совсем темно. Шел слабый снежок. В мутном электрическом свете их сгорбленные фигуры, движущиеся к воротам, напоминали тени. Каждый нес под мышкой свою соркову; прощаясь, желал товарищам счастливого праздника. Оставшись один, Онисие ускорил шаги. Он перешел по железнодорожному мосту через Жиу и вышел к поселку Буковина. В темноте над его головой слышен был металлический скрежет канатной дороги. «Сегодня это будет в пятый раз, — подумал Онисие. — Но сегодня холоднее, чем когда-либо, и там, наверху, придется здорово мерзнуть. Все же это лучше, чем идти пешком».