Прохор Озорнин - На Крыльях Надежды: Ранняя проза

Потом Игорь вдруг поднялся, лицо его приняло какое-то твердокаменное выражение, и глаза засверкали.

«Когда положение учителя стоит на уровне грязного раба, и в сердце нет уважения к труду, а есть лишь к деньгам – тогда и начинает рождаться этот бред, эта гадость, Саша! И бороться с этим надо, видя причину и устраняя ее. А с этим надо бороться! Если мы хотим оставить за собой достойное поколение, мы должны бороться за это – мы просто обязаны это делать, если человечество хочет продолжать жить! Надо приучать людей любить ближнего, любить труд, любить самосовершенствование – это залог здоровой жизни, да и жизни вообще. Казалось бы, всем известные истины, но ведь надо прилагать их к жизни, надо вносить их в жизнь, жизнь надо строить на них! Вот что надо, Саша, очень надо – это наш спасительный путь».

Игорь говорил, а я слушал. Тогда я еще понимал далеко не все его слова и мысли – теперь понимаю больше, намного больше. Теперь я и вижу больше – может быть, даже как он. Но обратимся вновь к его словам.

«Помнится, как-то ко мне после занятий пришла женщина – мать одного из ребят, что учились у меня. Кажется, Славы. Ей было лет тридцать, хотя выглядела, Саша, она намного старше. Она была очень взволнована и испугана – и я вскоре узнал, почему. Ее сын пропал из дому. Никаких записок, ничего, что могло бы вывести на его след. Она уже обзвонила и милицию, и все прочие службы. Как она сказала мне: «Слава очень хорошо отзывался о вас, и вы ему очень нравились – вы стали даже чуть ли ни его кумиром. Он искренне любил вас, и я это видела. А сегодня он пропал…»

Женщина заплакала – я, как мог, стал ее утешать.

«Он… ведь… у… меня… хороший. Только… только вот… пьет. И… я… глупая сама… сама приучила… его… к этому! Как… же я перед ним… виновата!»

Слова доносились из всхлипов женщины и таяли в воздухе. Ясно. «Видимо, парень в очередном запое», – подумалось мне, хотя что-то внутри подсказывало, что я, к счастью, совсем не прав… Я научился доверять этому что-то, которое называл чувство-знанием. Чем я мог помочь здесь? Поиски уже идут, и ее сына все равно скоро должны найти – я мог только убедить в этом эту плачущую женщину.

И я убеждал.

Когда она, наконец, успокоилась, то сказала, что, если я не против, она бы снова пришла завтра ко мне после занятий – она одинока, и так ей будет легче перенести те дни горя, пока ищут ее сына. Я не отказывался.

А через семь дней парень нашелся – точнее, пришел домой сам. И первое, что он сделал, когда увидел родную мать, – подбежал к ней, обнял ее и всхлипнул. Он просил прощения за то, что оставил ее без предупреждения на целую неделю. Говорил, что эта неделя ему была очень необходима, что он, наконец, одумался и стал другим человеком, что он бросил пить, что он порвал со своими «напарниками» – порвал навсегда, порвал с ними со всеми. Он плакал, впервые за долгие годы – плакал. А потом он прибежал ко мне – со слезами в глазах. Он схватил мою руку обеими ладошками и стал горячо ее жать.

«Учитель, вы помогли мне! Ваша вера в людские силы и в меня спасла меня, учитель. Вы ведь даже не знали, что я пью – но это и не важно. Ваша вера помогла мне, учитель! Ваши слова о пагубе пьянства и здоровой жизни (а я тогда как раз стал рассказывать им об этом и приводить статистику) очень помогли мне. Спасибо, спасибо вам! Я никогда этого не забуду!»

Признаться, это совершенно особое ощущение, когда ты видишь, что кому-то помог – это великое чувство, Саша! Это радость. Радость тогда переполняла меня – радость за этого славного человека. Никогда не забуду того дня, никогда. Я всегда как могу стараюсь помогать другим. Не все, конечно, отвечают мне благодарностью – я ее и не требую. Но этот паренек – он не побоялся выразить своих чувств… Это настолько здорово – помогать, видя, что твоя помощь уместна! Знать, что в чью-то жизнь ты можешь привнести красоту и свет – это благословенно, Александр!»

И слезы выступили на его глазах. А потом он вновь заговорил.

«Потом Слава приходил ко мне после того, как закончил школу, – он навещал меня иногда. Один раз пришла и мать – сказала, что сын ее действительно перестал пить, и обняла меня с моего разрешения. А потом я работал дальше…»

Да, друзья мои, Игорь потом работал дальше – еще десять лет он работал в разных школах города, и ему даже удалось начать сдвигать систему образования по пути воспитания и формирования Людей – да, именно людей с большой буквы. Пример образования и его система, которую он с согласия начальства школы создал в одной из них, скоро стали очень популярны, и другие школы тоже решили попробовать их – и не пожалели.

Но таких школ было лишь несколько десятков, а не десятков тысяч по стране. Потому что для подобных сдвигов нужны объединенные усилия множества людей – если, конечно, человечество хочет жить. И пусть тот добрый пример, который мой друг дал этому десятку школ, станет примером и для других. Пусть его труд не пропадет – но, улучшенный, воплотится в мире в мириадах юных жизней наших детей. Пусть светлая память о нем живет в сердцах тех людей, которые его знали – и которые помнят о нем.

* * *

Я медленно встал. Комок подступил к горлу, и я заплакал – тихо плакал, сидя на коленях и вспоминая наши разговоры. Затем медленно положил цветы на могилу Игоря и тихо побрел домой. Я не буду расстраиваться и огорчаться, но я буду помнить о нем – моем мудром друге. Я буду помнить о нем, пока я жив.

Я запишу его рассказ, я запишу многие наши беседы – и передам их вам.

Тем, кто готов их узнать. Тем, кто готов изменить себя и свою жизнь. Тем, кто готов трудиться. Тем, кто готов познавать без предрассудков.

И пусть ваш светлый труд воплотится в мириадах юных жизней наших детей – пусть он войдет в их жизнь светлыми лучиками, чтобы уже никогда ее не оставить.

Да будет так, друзья!

27.12.2004

– Вы вызывали, Координатор?

– Да, Адмирал, присаживайтесь. Чай, кофе, амброзия?

– От амброзии я бы не отказался… Но, пожалуй, все-таки как-нибудь в другой раз. Дело, как я понимаю, слишком спешное?

– И не требующее отлагательств. Ставки в этой затеянной вами авантюре становятся уже слишком высоки.

– Господин Координатор, я все понимаю, но ведь мы сами вместе с вами затеяли этот эксперимент для того, чтобы…

– Я передавал этот корабль с экипажем под вашу ответственность, Адмирал, под вашу полную ответственность – помните? Вы обещали, что все пройдет как нельзя более гладко.

– Их свободная воля, которой вы их наделили, оказалась куда более неразумной, чем мы предполагали изначально…

– Вы отбирали лучших, Адмирал. Три планеты в разных секторах Галактики для трех новых рас. Вы выискивали жемчужины на этих планетах-тюрьмах, Адмирал, – и где теперь ваши лучшие? Мирно спят в криогенных капсулах на борту этого судна, практически сошедшего с траектории?