Евгений Туинов - Человек бегущий

— Не шучу я, Родя, — вдруг спокойно сказал Серега и обмотал ремень вокруг ладони, чтоб сподручнее, значит, хлестать было.

И убежать не убежишь. Этот длинноногий догонит. Да и куда бежать-то из дома? Грушенков повел глазами по сторонам. Где там!.. Нечего и мечтать смыться. Ну что же так не везет ему сегодня? Ну полез бы брательник в письменный стол днем позже, ну и пронесло бы… Так нет же, ему именно теперь вот понадобилось, приспичило! Он ведь, и маленькими когда были, вечно свой нос всюду совал, до всего ему, видишь ли, дело было. Зануда! Грушенков переступил с ноги на ногу и облизал пересохшие губы.

— Сейчас, сейчас!.. — торопливо пообещал он, видя, что Серега уже теряет терпение.

Про Борика, значит, надо будет говорить, а ты поди докажи, что ты с этим зельем только постольку-поскольку связан. Серега, впрочем, еще и не поверит. Ему доказательства подавай. А где они? Борик, даже если его припереть к стенке, наверняка откажется. Что он, дурак, враг себе, что ли?

— Ты хоть знаешь, что это у тебя? — спросил брательник, видимо, устав ждать.

— Косячки… — промямлил Грушенков.

— Косячки-и-и… — передразнил его Серега. — Дубина! Это смерть! Причем самая скотская смерть… Понял?

— Понял, — решил не перечить ему Грушенков.

Тут мать запричитала, не удержалась-таки:

— Скажи все, Груня, скажи, не таись! Он брат тебе, он добра желает. Ты это пробовал? Груня, сынок, скажи правду!..

— Погоди, мам, погоди! — попросил Серега.

Ну вот, самое время спросить: где, мол, взял? Сейчас и спросит… А что ответить? Грушенков закатил глаза, как бы размышляя. Протопала по коридору Маргаритка. Явилась, значит, не запылилась после трудового дня. Может, при ней брательник орать не будет? Хотя вряд ли, конечно…

— Где взял? — послушно спросил Серега.

Соврать ему, что ли? Грушенков пожал плечами, оттягивая ответ, мол, так тебе все сразу и скажи… А чего он выгораживать-то его будет, этого Борика? Ага! Нанялся, что ли? Ему Борик или брат родной дороже? И вообще Серега с детства за вранье бьет всегда его смертным боем. Из-за Борика, из-за мироеда этого, терпеть? На-кось, выкуси!..

— Где?! — заорал Серега, надвигаясь, пуще прежнего.

Какой там Маргарин его смутит? Аж жилы на шее натянулись, вены вздулись. Грушенков инстинктивно попятился к двери.

— Где взял, где взял… — вяло проговорил он, не спуская глаз с Серегиного свирепого лица. — Заладил тоже… Ну у Борика взял, у Юдина из десятого «А»…

И он живенько стал рассказывать Сереге все без утайки, не очень-то надеясь, что тот поверит ему. Но делать было нечего: не поверит, так не поверит. Он ведь правда тут почти ни при чем — не продавал, никому и даром не всучил. Что он, не знает, что ли? У него вон друг Славка на этом деле, кажется, крепко залетел. Ну был грех, взял, чтобы билет в рок-клуб заполучить… Что уж теперь, головой из-за этого об стенку?

— Сам не курил? — озабоченно, но напористо уточнял брат по ходу сбивчивого его рассказа.

— Чё я, псих, что ли? — походя отвечал Грушенков.

— А может, продал кому все-таки? Ты скажи, слышь!.. — ладил Серега свое недоверчиво.

— Да чё я, вааще, что ли?.. — отмахивался Грушенков. — Гадом буду!

Рассказал он все и посмотрел на мать, печально сидящую на краешке стула и опустившую руки на колени. Какие у нее руки старые! Почему он раньше не замечал? Часы хрипло заскрежетали и пробили половину десятого. Детское время еще.

— Собирайся, — велел Серега. — Знаешь, где он живет? Знаешь, знаешь! Я по глазам вижу.

И чего он там по глазам-то может высмотреть? На пушку, конечно, берет, ясное дело.

— Может, Сережа, не надо? — робко спросила мать. — Людей будить… Поздно уже, ночь на дворе…

Серега натягивал уже свитер, и, когда голова его вынырнула наружу, сказал:

— Поздно, мама, будет, если я, он вот, все мы дома сидеть будем. Из окошка на беду глядеть. Ладно, мы пошли. Не волнуйся. Да, кстати… — обратился он к Грушенкову. — Славик Протасов с тобой, что ли, был? А то тут родичи его приходили, портфель забрали…

— Не, не со мной, — ответил он.

У Блуда Славка, что ли? Опять?.. Грушенков не на шутку встревожился. С этим рок-клубом о друге совершенно забыл. И вообще тоска. Идти еще куда-то… Он тоже оделся и вслед за братом вышел в ночь.

— Тоже небось шляется где-то вроде тебя, — проворчал Серега на лестнице, имея в виду Славку, наверное. — А родители ищи его теперь…

На это можно было не отвечать, и Грушенков не ответил.

На улице дул ветрила и накрапывал, кажется, дождик. Грушенков натянул шапчонку и заранее съежился весь, хотя нужно было готовиться к худшему, к тому, например, что под утро они могут вернуться или еще к чему-нибудь похлеще.

— Ну куда? — спросил Серега, когда они миновали подворотню и постояли, попривыкнув к такой погодке курортной.

— На Мойке, — отозвался Грушенков неохотно.

Начинается! И что они делать там будут, у Борика дома? Может, он из рок-клуба не вернулся. Им же аппаратуру еще в подвал затаскивать. Пока это они… Да и дома. Что дома? Дома родители небось. Бориков папаша еще и полкана на них спустит… Нет, о чем только Серега думает там себе?

— Бегом! — велел брат командирским голосом.

Бегом так бегом. Грушенков привычно затрусил, легко настроив дыхание — вдох, четыре шага, выдох… Серега, не зная толком, куда бежать, все же вырвался вперед. Как же, не терпится ему восстановить справедливость в мире и окрестностях! Уж тут он завсегда первый и лучший. Сейчас придет, увидит, победит… Ага!

— Раньше Пушкины на Мойке-то жили, а теперь этот гад, значит… — чуть слышно проворчал Серега на бегу.

Борик не потащился в подвал с аппаратурой — для этого есть и другие. Костя вон или Феликс. Да и сам Алекс небось не надорвется. В самый раз ему в его уматном прикиде, в комбинезоне-то, и поработать, повкалывать, дать стране угля. Подумаешь, супер-звезда рока! Давай, давай, ящики вон потаскай вместе со всеми!..

В целом дебютом можно быть довольным. Их «Завет» теперь кандидат в члены рок-клуба. Еще несколько выступлений, и станут членами. Куда они денутся!.. Но это даже мелочи, пустяки, мусор в сравнении с тем, что конфиденциально сказал ему дядя Ваня, отведя в сторонку. «За вашей группой будущее, — сказал, значит, он. — Особенно паси этого мальчишку, солиста. Как его? Простоват он? Или Пустоват? Пустовойт, что ли? Вот он — талант, он вывезет. И ударник — прямо улёт! Таких мало. Гляди, переманят…» Дядя Ваня еще пообещал с кем-то переговорить, устроить какие-то смотрины на высшем уровне, возможно, включить одну-две песни «Завета» в развлекательную передачу на местном телевидении. А передача — это уже титры. В титрах будет написано так: «Рок-группа «Завет». Художественный руководитель — Б. Юдин»! Алекс, конечно, не слышал, что он талант, — незачем ему знать об этом! — но когда говорилось о телевидении, рядом стоял и аж расцвел от радости. А он думал, дядя Ваня мелочиться станет? Лида куда-то запропастилась. Что-то вышло у них там с Алексом прямо во время выступления. А Борик-то хотел ее дяде Ване представить, да он и сам интересовался… Вечно у этих талантов не то и не так что-нибудь, творческие муки! И чего она по нему сохнет? Разве ей такой псих нужен? Ей нужен он, Борик Юдин, который сумеет оправить этот бриллиант, удовлетворить все прихоти ее, нужды и капризы. Вон мать с отцом живет как сыр в масле катается. А кто она без него? Да никто! Простой зубной врач, каких много. Разве что очень красивая и молодая, да, такая молодая, что сам Борик до сих пор ее Диной зовет, как подружку. Она ведь и не стареет, будто душу дьяволу загнала. Совсем недавно опять у Борика спрашивали, имея ее в виду: «Это твоя сестра?»