Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

– Что имеем в пятом-шестом? – повторил вопрос Егор Петрович, которому проблемы детей гастарбайтеров были так же интересны, как слону забавы кроликов.

– Дети-инофоны пишут грамотнее, чем дети – носители русского языка! Статистика скудна чрезвычайно, ни о какой тенденции пока речи идти не может. Но те диктанты, что я видела! У русских ребят по пятнадцать-двадцать ошибок, а у армянина и таджика три и пять. Впечатляет. Инофоны запоминают слово в его звуковой и графической форме одновременно дорога лесом, в лесу растут грибы, не увидел леса .

– Не понял.

– Во втором предложении в лесу растут грибы безударное «е» многие российские дети напишут как «и». Но не инофоны! Как вы думаете, как у нас обстоит с грамотностью населения?

– Так же как с верой в честных гаишников.

– Если мы за десять лет не можем научить грамотно писать, то проблема в языке, в детях или в методике преподавания. Реформа языка посложней, чем в масштабах страны всех гаишников, от верха до низа, уволить и создать новую службу из кристально честных людей. Где мы их возьмем? И дети у нас какие есть, каких рожают. Остается методика, в ней ошибки.

– Можно ближе к моей дочери? – попросил Зайцев.

– Можно, – улыбнулась Анна Аркадьевна. – Вам приходится столько говорунов, по древу мыслью растекающихся, слушать. Но ведь это нередко люди, увлеченные делом, искренне ему преданные. Которые к вам прорвались. Что касается Лены… Идею я ей подбросила. Сия идея абсолютно далека, за горизонтом от темы ее диссертации. Мы с вами понимаем, что кандидатская диссертация – только пропуск в храм науки для тех, кто в дальнейшем наукой будет заниматься. Для практикующих, не научных сотрудников – медалька, пусть орден, на лацкане. Пропуск в девяноста восьми процентах остается пропуском – войти в здание института утром, выйти вечером. Перед Леной дилемма. Забросить диссертацию и заняться, попутно учительским и внеклассным трудом, не забывайте, сбором материала и анализом. Вопрос. Поделится ли она с вами? Посветит? Спросит ли совета?

– Видит ли во мне доброго богатенького батюшку или авторитетного… – Егор Петрович говорил с угасающей интонацией, последние слова Анна Аркадьевна не расслышала.

Он замолчал. Думал, переживал. Она не торопила. Что-то решил и сказал, погрозив пальцем:

– Вы постоянно меня воспитываете!

– Училка – это диагноз.

Они беззлобно подтрунивали друг над другом, пикировались, но уже не ссорились как нервные подростки.

Егор Петрович мог в конце застолья, памятуя гормональную пилюлю , спросить участливо:

– Как ваше либидо? Не жалуется?

– Спасибо! Очень хорошо, передает привет вашему либидо, которое, кажется, на пенсии? На заслуженном отдыхе?

– С чего вы взяли?

– Мимо нас прошествовали дамы в нескромных нарядах, а вы и глазом не повели.

– Когда я обедаю с училкой, то боюсь получить двойку за поведение.

Анна Аркадьевна не чувствовала вины перед мужем за обеды и ужины с Зайцевым. Она могла бы точно так же болтать в кафе с подругой, разницы никакой, точнее – разница не драматическая. Единственный неприятный момент – говорить, что задержится вечером на кафедре, врать. Поэтому ужинам с Егором Петровичем предпочитала обеды, тогда не приходилось лукавить. Запаха спиртного от нескольких бокалов вина Илья Ильич учуять не мог, потому что, придя домой, выпивал пиво – стакан до ужина и два после, у телевизора.

Приближалась весенняя посевная на даче, но Илья Ильич почему-то не проявлял былого рвения-нетерпения. На замечание Анны Аркадьевны, что-то ты нынче не бьешь копытом о землю, не мечтаешь о пахоте , муж ответил, что у него есть потрясающая идея, она требует еще некоторой проработки, но сама по себе идея великолепная. Он просиживал за компьютером, что-то выискивая, делая заметки. Илья Ильич был увлечен, готовил ей сюрприз.

Анна Аркадьевна опасалась его сюрпризов. Муж, конечно, не дарил ей на день рождения очень полезную в хозяйстве вещь вроде сварочного аппарата, как это сделал их сосед по даче. Но однажды купил сто тюльпанов. Аня приезжает на дачу и видит страшную красоту . Луковицы положил на хранение в холодильник. Анна Аркадьевна решила, что он в промышленных количествах закупил какой-то импортный репчатый лук, сейчас ведь много продают экзотических фруктов и овощей. Лук ей не понравился, пахнул нетрадиционно, но другого в доме не было, а Илья позвонил и сказал, что он едет с ребятами, их всего восемь человек, посидели в пивном баре, но это не то, требуется продолжение банкета, к ужину и супруги приятелей подтянутся. Анна Аркадьевна принялась лихорадочно кашеварить. На случай массового и внезапного наплыва гостей у нее имелась палочка-выручалочка – плов в огромном двенадцатилитровом казане. Плов все любят, закуски к нему минимальны, выпивку принесут мужчины, сладкое к чаю – женщины.

Гости, конечно, ели, правда, без аппетита и без восхвалений хозяйки.

– Простите, дорогие, – повинилась Анна Аркадьевна. – Не моя вина. Илья купил заморский лук, который не годится в плов.

– Какой лук? – подскочил Илья Ильич и рванул на кухню.

Вернулся потрясая пакетом, в котором сиротливо болталась горсть луковичек.

– Это тюльпаны! Элитная голландская серия! Я хотел ей сюрприз сделать, а вы все сожрали!

Грянул хохот, а потом друзья стали хвататься за животы:

– Только меня скручивает?

– Меня тоже, цветочек прорастает.

– Надо срочно продезинфицировать водкой!

Анне Аркадьевне до сих пор вспоминают тюльпановый плов .

Не спалось. Анна Аркадьевна пыталась предугадать сюрприз мужа. Он храпел на три стакана пива – мурлыкал. Пять стаканов – это поросячий хрюк: неприятный, но терпимый. Гостевое застолье, водка рекой, потом догонялки вином во время мытья посуды – это крушение поездов, горные обвалы, небесные громы. Заснуть невозможно, растолкать: не храпи, перевернись – помогает на минуту. У Чехова есть рассказ «Спать хочется», в котором измотанная девочка-нянька ночью душит орущего ребенка. Были ли случаи, есть ли статистика жен, что придушили своих храпящих супругов? Этих женщин надо миловать за совершение преступления в состоянии ночного аффекта. «Ночного» – принципиально, хоть и юридически неграмотно. Ночью в сознание, не получающее отдыха, вползают демоны.

Илья Ильич уютно мурлыкал, а ей вдруг пришла в голову мысль, что у него тоже есть подруга-разговорница. Они обедают и ужинают время от времени. Он перышки распускает, витийствует, он ведь умеет! Дамочка (молоденькая!) корчит пред ним милую интеллектуальную недотрогу.

Сон, облаком мягко и плавно подбиравшийся, был сдут ураганным ветром. Анна Аркадьевна едва не подпрыгнула на постели. Какая еще разговорница? Зачем она нужна Илье, когда есть я? Знаем мы этих недотрог! Каленым железом! Кислотой! Задушить! Расстрелять! Изничтожить!