Сергей Самсонов - Держаться за землю
- Название:Держаться за землю
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:РИПОЛ классик, Пальмира
- Год:2018
- Город:Москва
- ISBN:978-5-386-12129-7
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сергей Самсонов - Держаться за землю краткое содержание
Книга содержит нецензурную брань.
Держаться за землю - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Пережитый им страх заставлял его жаться к комбату, обращаться к тому осязанием, мыслями, слухом, даже скашивать взгляд от прицела, проверяя, а здесь ли Богун… Сначала он тоже орал во всю силу, а теперь, подсогревшись общим криком и грохотом, чувством слитности с каждым своим, вырастая, прочнея, оттого что поблизости никого не убило, молча бил по клокочущим вспышкам, по теням и фигурам в трепещущем свете ракет, по указкам комбата, которых он ждал, как хлопка по плечу: «Я с тобой!»
— Няма, Немец, ко мне! — услышал он крик Богуна. — С пулеметом на крышу! Один прикрывае, другий за пулемет! Давайте, синки!
Сорвался за Нямой. Ближайший к ним светильник, на будке, был разбит, и сквозь сердце Артема разрядом, как из цоколя лампочки в пальцы, проскочила догадка, что по свету работают все. «Вот сейчас меня и…» — трепыхнулась ужасная, но как будто и вяло-привычная мысль. И Няма вдруг как-то не так побежал, замедлился, отяжелел — хотел, чтоб Артем обогнал его, что ли, и первым полез… то ли просто тяжел пулемет… присел под лестницей пожарной, почуял себя в островке безопасности, невидимым ни для кого, вцепился в железные поручни, полез с обезьяньим проворством…
— Давай! — крикнул сверху истошно.
Артем, надрываясь, толкнул пулемет, подвесил сошками за перекладину, полез, еще раз толкнул дулом кверху, почти дотянувшись до Няминых рук… и тут как затенькало, как сыпануло по крыше, и Няма, протянувший руки, с молитвенным лицом сорвался на него, загремел, провалился в решетчатый этот стакан, и Артем, потеряв все опоры, все поручни, ощутил потрясающий, садкий удар от падения наземь. Мозг задернулся черным туманом, и, не чуя уже ничего, кроме боли и страха перебитых костей, он заполошно задергался, заелозил ногами, по-червячьи вытягиваясь из-под необычайно тяжелого тела, не могущий столкнуть его, отвалить от себя. Еле-еле он выдрался весь, задышал во все легкие, набираясь впрок воздуха, словно Няма опять мог его придавить, и огромное время лежал на слепящем свету рядом с ним, понимая, что должен рвануться к нему, затрясти, борясь с непосильным омерзением к мертвому, как-то разом, уже без обмана догадавшись, что Няма убит.
Наконец он толкнулся и, сев на земле, склонился над оскаленным лицом. Няма весь уже закостенел, оставшись лежать примерно в той позе, в какой артист Ярмольник показывал цыпленка табака: руки согнуто вскинуты вверх, пальцы скрючены, одна нога подогнута под ляжку. В плаксиво приоткрытом рту виднелись передние зубы, за которые, кроличьи, Нямой его и прозвали. Один глаз почти что закрылся, другой без посторонней помощи закрыться уж не мог, остекленелый и смотревший как бы сразу во все стороны с какой-то смиренной тоской, но в то же время и с упорным вопрошанием, с какой-то величайшей, неизживаемой обидой и неверием, словно Няме еще предстояло понять что-то главное, словно только теперь он и начал допытываться: есть там, в смерти, хоть что-нибудь, — и, судя по обиде, ничего не находил.
Артем не передернулся — застыл, ничего не могущий ответить на Нямин последний вопрос и как будто бы сам захотев докопаться до вечной, неразгаданной тайны, глядя в этот оскаленный рот, где таился немой отголосок последнего вскрика и как будто бы даже готовность сообщить Порываю разгадку…
Он шевельнулся лишь тогда, когда в плечо вцепились чьи-то пальцы. Повел головой: вокруг него и Нямы стояли пацаны, разглядывая мертвого с огромным, животно-безотчетным любопытством и не пускающим поближе страхом заразиться. В первый миг он не понял, почему сразу столько ребят прибежало, почему так спокойно стоят, а потом с вязким скрипом дошло, что все кончено, что никто ни в кого ниоткуда уже не стреляет. И ему показалось, что все это: вылазка сепаров, минометный обстрел, беспокоящий плотный огонь из-за насыпи, перебежки на полную выкладку — было затеяно только ради единственной Няминой смерти, и теперь, когда Няма был сбит ополченческой пулей с площадки, принесен, что ли, в жертву, тут же все и закончилось.
— Що встали? Несiть його до АБК! По мiсцях всi пiшли, по мiсцях! — сказал над ними севшим голосом Богун, и Артему почудились нотки вины за то, что он, комбат, еще раз оказался не всесильным для своих бойцов, и для Нямы особенно.
Богуна не корежило то, что послал Порывая и Няму на почти неизбежную, оказавшуюся неминуемой смерть: надо было кого-то послать к пулемету, а иначе б сюда полетели ручные гранаты. Да и что теперь было крутить душу в жгут? Не один, так другой, не сегодня, так завтра. Власть над сотнями разных, особенных, единичных людей на войне — это уж невозможность жалеть никого и себя самого в том числе, а иначе какая ты сила?
Нет, он не был свободен от чувства вины, от щемящего, чуть не отцовского чувства неспособности быть всем защитой, но сейчас навалилось и давило другое. Нет, не то что он сам разбудил это лихо, поведя батальон в лобовую атаку на промку, хотя мог бы и дальше тихо-мирно держать эту шахту, отправляя вагоны с углем на заводы хозяина. Все равно через день ли, неделю ли генералы б забыли про бизнес, и решение лезть на Бурмаш все равно было б принято, и его, Богуна, батальон точно так же бы стал наконечником. Его хлопцы и сами рвались на Бурмаш: «Да мы только так их нагнем и отпялим, кротов тех слепых, шахтарiв», — и он их повел на промзону, отчасти и сам зараженный всеобщим возбуждением «мы сила!», которое кипело в них с Майдана, отчасти боясь заслужить их презрение, утратить свою абсолютную власть, если вдруг попытается их удержать. Пускай уже примут крещение, все равно ведь придется когда-нибудь, и уж пусть лучше здесь, с возможностью отхода на укрепленные позиции, чем в городских руинах, где стреляет каждый дом и где они начнут метаться, как бараны.
Богуна придавило и душило другое: он не чувствовал силы своего батальона. Не умения перебегать под огнем, залегать, перекатываться, кувыркаться, прикрывать дружка дружку и прицельно стрелять, не всего того жизненно важного, чему он худо-бедно успел их научить, а той силы, которая… в общем, духом зовется. Та голодная, ясная ненависть к русским, которую впрыснули в их молодую горячую кровь, то опьяняющее чувство своего железного могущества, которое возникло на Майдане, с волшебной быстротою были смыты огнем ополченских «утесов» и «дэшек».
Тем же вечером, после атаки, он сам пошел с хлопьятами за телами убитых и ползком волочил те кули, укрываясь за ними от снайперских пуль, — не затем, чтобы заколотить эти трупы в гробы и отправить домой матерям (хотя, само собою, и за этим), а затем, чтоб внушить всем живым еще большую ненависть к сепарам и спаять батальон клятвой мести. Он думал: настоящей ненависти без боли не бывает. Но, построив живых над лежащими в ряд мертвецами, задохнулся от злобы на себя самого.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: