Виктор Рябинин - Потрошители морей

Говорили и о съестном припасе, который к весне надобно заготовить, и о питьевой порции, и о подарке обществу за наш приют и будущую байдару, которую добрые инуиты нам должны будут ссудить безропотно и с радостью. И порешили мы в полном согласии одарить стойбище нашей пищалью с припасом пороха для пущей охоты на дикого зверя. Зырян в ответ на это так прямо и сказал:

— Не отдам, хоть убейте!

Убедили стрельца через день к вечеру, а для общей пользы наказали ему обучить кое-кого из мужиков помоложе огневому ремеслу и военной выправке. Стрелец, почуяв в себе командную жилку, сразу согласился податься в наставники. А что касаемо до женитьбы Олешки Голого и Нануя разумного, то тут и думать было нечего. У алеута и на родине с полюбовным разводом судов не было, ушёл в другой полог и дело с концом, а Олешка и вовсе под венцом не стоял по православному обычаю, так что с него взятки гладки, словно с гуся вода. Как ни крути, но всё для похода в обратную дорогу к дому складывалось ладом. Осталось дожидаться чистой воды и попутного ветра. Вот вскорости и дождались!

Никто нам в гостевом доме жить не мешал, да и мы никому в примаки не набивались. Мороженое мясо у входа не переводилось. Хочешь, строганиной питайся, а хочешь, вари в посуде каменной над жирником. Полное к нам почтение с этой стороны от инуитского племени. Мы и по стойбищу не раз свободно хаживали, как дорогие гости. И никто никого не задевал, да и мы не лезли с шапочным знакомством. Тем более, что местный житель и одет был одинаково, и лицом похож один на другого, как яйца в лукошке. У женщин, правда, кухлянки сзади кончались каким-то бобровым хвостом, видать, чтоб не промерзали до маковки, сидя на снегу. Тем паче, что малахай на голове бабы не носили. У них сзади по вороту кухлянки был приторочен наголовный колпак, сходный с клобуком монаха малой схимы, но великого размера. В этой заплечной суме матери своих детишек носят. Вот до какой правильности дикий народ додумался! Работай свою работу без помех, не отвлекайся беспричинно от дела, раз дитё всегда под рукой. И не бегай к зыбке на межу посреди покоса, как принято у русской кормилицы. Надо бы и в наших краях такой шелом узаконить, большой прибыток для казны можно учинить!

Местный житель тоже приходил на нас посмотреть. Всё мужики и не менее трёх зараз. Сядут, чай с нами попьют, головами покачают и уходят. Никаким разговором не интересуются, а когда мы через Нануя начинаем о мореходстве расспрашивать, а о чём ещё, кроме нашей заботы справляться? — то в ответ лишь плечами жмут да чай хлестают. Буза кое-кому и лодки рисовал на снегу и щёки надувал, как ветродуй, но всё без толку. А однажды и вовсе колдун Ка-Ха-Ши заявился со старейшинами. С одной стороны древняя Инира, с другой замшелый Паналык. Шаман в бубен поиграл, сплясал что надо ради злых духов, и все мы поняли, что будет серьёзный разговор через нашего камчадала. Сидим, пьём по обычаю чаёк, а через время Ка-Ха-Ши сказал:

— Хорошо живём.

Буза за всех подтвердил, что так хорошо, что дальше некуда, но тоскуем по родным краям и ждём конца зимы, как ихняя байдара чистой воды. На эти слова гости пришли в удивление, а шаман разъяснил, что лучше времени, чем зима, и быть не может. Тут тебе и вода снежная как слеза, и строганины от пуза, и ходить не надо, раз упряжка собачья есть, а главное — гнус не донимает и охота на тюленя возле лунки самая безопасная. Буза с этим согласился, чем порадовал комиссию, но тут же совершил, как потом оказалось, роковую ошибку. А сказал он, не подумавши, что, мол, летом по спокойной воде можно нам отойти к родным берегам, расцеловавшись на прощанье с инуитами, как с дорогими друзьями.

— Как по воде отойти? — не понял шаман.

— А вы нам байдару под парусом подарите, — разъяснил Елисей. — Мы вам потом новую подгоним.

— Да ещё с верхом товаром нагрузим. И солью, и ворванью, и олениной с запасом на год, — тут же наобещал Водянников, по-своему поняв, что дело сладилось.

— А я в челобитной царю-батюшке об вас отпишу, что есть такой беспризорный народ в самом работящем расцвете, — зачем-то по непроходимой глупости вякнул и я.

Тут все три пришельца согласно покивали головами и засуетились с уходом, не ударив согласно по рукам, как принято на наших просторах. А на другой день нас перевели в крытую промёрзлым дёрном землянку и приставили охрану с копьями. Ещё через день пришёл шаманский подручный и через Нануя объявил, что мы четверо будем тут жить, но не долго, а пока стойбище не назначит палача на наши неразумные головы. От себя алеут добавил, что шаман с Паналыком решили не пускать нас летней порой за море ради подмоги, которая непременно всею силою навалится на беззащитных инуитов и истребит их поголовно за-ради рыбьего зуба, тюленьего сала и незамужних баб. Поэтому нас надобно скормить обитателям моря, как только Ка-Ха-Ши обговорит с владычицей Седной время нашего жертвоприношения. За Нанайку с Олешкой заступились жёны и сама хранительница очага Инира, как за неустанных продолжателей рода-племени. Вот такой получился итог жизни в конце путешествия по Анианскому проливу. Вот тебе и открытая всем ветрам русская душа без азиатской хитрости и европейского вероломства. Однако, не засохли мы, почти что срубленные под корень, а стали придумывать козни супротив своего смертного часа. Сплотились в единый кулак, и я предложил первым удариться всем вместе в побег, разметав по пути стражников и захватив любую собачью упряжку, которые ночами ютились у порогов снежных домов. Но друзья охладили мой пыл, как утренний мороз голову без малахая.

— Даже при пригожем раскладе нам на собачках далеко не уехать. Ими управлять, не кобылой ворочать, уменье надобно и северная сноровка, — заверил Буза. — Да и в какую сторону путь прокладывать? Кругом белое безлюдье без конца и края.

— Лучше на нарах замёрзнуть, чем неволей под лёд отойти без покаяния, — раздумчиво сказал на это Водянников.

— Пока от холода зажмуришься, тебя пять раз догонят и шею свернут без морской богини, — ответил на это Елисей. — Ни убежать на лайках, ни уйти своим ходом не выйдет, будем думать дальше.

— А что думать? — подал голос молчальник Ивашка Зырян. — Как поведут казнить, я из этого костыля, как самоеды пищаль называют, одного насмерть убью, а вы в рукопашную под такую заваруху на ножи кинетесь, — и он ласково погладил свой огнестрел.

— Так ведь перебьют, силы-то не равные, — урезонил плотник.

— Знамо дело, что перебьют! — и Зырян аж башку оголил как на похоронах:- Зато геройски погибнем назло ворогу, словно ратник в бою с супостатом. Сгинем с лица земли, но и с собой кой кого прихватим. К тому же, на миру и смерть красна!

Но не успели мы привыкнуть к геройской погибели, как Буза твёрдо обнадёжил: