Виктор Рябинин - Потрошители морей

— Не огорчайся, Дик, — говорил мне плантатор, — ещё постреляешь и по двуногим. Когда у меня батрачил Генри Морган, он тоже сначала стрелял по колибри, но, тем не менее, стал великим человеком.

Так я узнал, что сам Морган когда-то рубил тростник на Барбадосе, тем самым оплачивая проезд в Вест-Индию. И вот тогда я понял, что стою на верной дороге, тем более, что хозяин не скупился не только на рассказы о пиратах, но и об историческом пути Англии: от сражений с Голландией за морское владычество над Балтией до прикрытого каперскими свидетельствами морского разбоя на Карибах в споре с Испанией за золото Америки.

Я жадно слушал старого и мудрого человека, попутно созревая, как вольный стрелок Берегового Братства. Правда, ещё полностью не осознавая этот поворот судьбы.

— Сынок, — видя моё серьёзное внимание к слову, говорил старина Джеймс, касаясь моей огрубевшей руки, — ты мне напоминаешь Генри и, дай-то бог, чтобы я в тебе не ошибся!

Роясь в архивной пыли рода Флауеров, я так преуспел в этом деле, что даже полюбил историю с географией. И если бы хозяин не загонял меня время от времени в заросли тростника с мачете в руках, я, по всей видимости, в скором времени превратился бы в хилую церковную мышь со слабым зрением, с чахлой походкой и безвольной душой скопца. Но, видит бог, я сам к этому не стремился, а лишь склонял голову перед обстоятельствами. Да и откуда было взяться указующему на иной путь персту? Так я и прозябал бы до конца дней своих в тёмных недрах Барбадоса, как без особой нужды, так и без радости от жизни.

Но не ту-то было! Бог, как говорится, шельму метит, а Судьба гнёт свою линию!

Однажды, в самый разгар работы, на мою сахарную делянку со спелым тростником, выперся Ле Гаскон верхом на коне и ведя вторую лошадь в поводу. Не успел я толком подумать о предназначении второй кобылы, как управляющий гаркнул во всю мощь:

— Дик, с какой стати ты забрался в такую глушь? Еле нашёл твою вырубку! Однако, сейчас не до этого. Садись на коня, и поскакали в поместье. Мистер Флауер и его гость давно тебя поджидают.

Толком и не разобрав в чём собственно дело, я вскочил в седло, и вскорости мы уже вступали на веранду хозяйского дома. А там, за богато обставленным столом уже сидели старина Джеймс и посторонний человек, строгой морской выправки, что читалось по его одежде и осанке, но вроде где-то мною уже виданный.

— Садись, сынок, — пригласил меня в компанию мистер Флауер и представил гостя:

— А это Билли Клинт, помощник капитана «Ганимеда», и, может быть, ты его ещё не забыл.

И я мгновенно вспомнил моряка, фрегат с белопенными парусами и снисходительную улыбку капитана Моргана при упоминании о моей статской должности.

— Чем могу быть полезен? — осведомился я сухо, выказывая Билли своё нерасположение к дальнейшей беседе.

А что хорошего я мог услышать от человека, сопроводившего меня в лапы Одноглазого Хуго? В ответ помощник Моргана пригубил половину бокала чистейшего рома, ни капли не предложив мне, как равноправному собеседнику, и вполне миролюбиво спросил:

— Мистер Блуд, мы сбились с ног, разыскивая вас на суше, — видимо, приврал он, но тут же перешёл на серьёзный тон:- Дик, ты вроде обмолвился в своё время, что знаком с картографией и письмом?

— Я и сейчас могу это утверждать, — ответствовал я с достоинством, — мне не раз приходилось переносить береговые очертания на бумагу, сопровождая наброски объяснительными записками, — говорил я далее со всею возможной значительностью.

— Тогда собирайся в путь! — чуть ли не приказал мистер Клинт. — Капитан Морган как раз нуждается в грамотном рисовальщике берегов Мексиканского залива и некоторых островов Карибского моря. Это будет неплохая работёнка для корабельного клерка, способного нарисовать карту по описаниям и наброскам берега нашими разведчиками. Так что держать в руках саблю тебе не придётся, — и он ощерился ехидной улыбкой, памятной мне ещё с первой встречи.

— Здесь вам не невольничий рынок, — чуть было не вспылил я, привыкший к собственному достоинству в тиши хозяйской библиотеки, но меня быстро остудил мистер Флауер:

— Не кипятись, сынок! Ступай под крыло Генри Моргана, он плохому не научит, как и я его в своё время. А ты, Билли, не обращай внимания на строптивость этого молодого человека. Он подаёт неплохие надежды не только в архивной пыли, но и с мушкетом в руке.

— Тогда совсем другое дело, — сразу оживился помощник капитана и по-братски пошутил:- Как говорится, с пером и шпагой за отвагой!

А уже вослед старый джентльмен Джеймс Флауер добавил:

— С богом, дети мои! Да снизойдёт к вам удача и минует погибель, как на суше, так и на море. Аминь!

Вот так, с виду обыденно, а по сути очень круто, изменилась вся моя жизнь. Вот так из сухопутной книжной гусеницы проклюнулся бесстрашный водорез, с последующим воплощением в птицу высокого полёта вольной стаи пиратов Карибского моря. Но все подвиги были ещё далеко впереди, а пока я в сопровождении мистера Клинта и пары матросов довольно споро приближался на мелководной шлюпке к борту знакомого фрегата «Ганимед», что одиноко стоял с зарифлёнными парусами на рейде острова Барбадос.

Нас довольно бережно приняли на борт корабля и, пока помощник поспешил с докладом к капитану, меня переодели в более подходящие для моряка одежды. По правде говоря, я не был в восторге от смены привычного партикулярного платья на пиратскую робу, но, привыкнув к её незатейливому удобству, уже через сутки чувствовал себя в ней словно рыба в воде, не к ночи будет сказано. По штату мне, оказывается, полагались свободная полотняная рубаха с рукавом по локоть, тёплый шерстяной жилет на случай непогоды, кожаная куртка «ничего не боюсь», промасленные штаны ниже колена с привлекательным прозвищем «бабьи панталоны», грубые чулки и очень удобные башмаки, подходящие под любую ногу, будь она хоть дважды левой. На башку мне нахлобучили вязаную шапочку, чтоб солнце не пекло прямо в темя, и я стал не отличим от любого пирата, разве что у некоторых были на ногах сапоги с широкими голенищами да матерчатая косынка вокруг головы.

— Вот ты теперь совсем наш, — одобрил помощник Билли, вернувшийся за мной. — Теперь никому не будешь мозолить глаза своим неопрятным видом. Пойдём к капитану для дальнейшего знакомства.

Генри Морган сидел у себя в каюте, отделанной дорогим кампешевым деревом, и цедил малагу из серебряного кубка. Я пристально взглянул на сидевшего передо мной человека и внутренне ахнул. Нет, в усатом, но чисто выбритом лице ещё просматривались черты прежнего капитана, знакомого по первой нашей встрече, но во всём остальном облике Моргана проступал совсем другой образ. И как мне было не выкатить глаза из орбит перед таким джентльменом? На капитане был дорогой чёрный камзол фламандского бархата, отороченный серебряной нитью. На воротник из тонких кружев ниспадали длинные локоны тщательно завитого парика. Его шелковые чулки поддерживали подвязки с пышными бантами из жёлтых лент. И даже чёрные розетки на его башмаках были искусно отделаны золотом. Рядом, по правую руку, на скамье покоилась широкополая чёрная шляпа с плюмажем из красных страусовых перьев, а слева была прислонена трость из чёрного дерева с серебряным набалдашником. Картину дополняла богатая сервировка стола со всевозможными яствами и напитками.