Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга первая

Матвей покраснел и сказал:

– Пошли, что ли, ребят позовем.

Она взяла его за руку и… звонко чмокнула в губы. Губы у нее были мягкими и пахли земляникой. Голова закружилась, и Матвей стоял замерев. А Анютка развернулась и пошла на стан, звать ребят, улыбаясь и общипывая ягодки по одной…

Солнце клонилось к закату, и они с девчатами вышли сгребать сено в валки. Работа эта не сложная, но суматошная – только успевай граблями сено подтягивать и подгребать наверх.

Мелкая сухая труха вилась в воздухе, липла на мокрые спины и больно кололась. Работали дружно, с песнями, и к темноте закончили. Завтра с утра разгребать, чтоб досохло, и вечером уже в копны…

Ближе к ночи, искупавшись, они развели на стане большущий костер и сидели вокруг него. Взрослые женщины затянули песню, девчата подхватили. А мужики молча щурились на огонь. Потом взрослые разошлись по навесам, спать, а молодежь отправилась на реку. Купаться ночью было удивительно хорошо. Вода казалась теплой, как парное молоко, слепней и комаров не было. Яркие крупные звезды покачивались на воде. Было очень тихо, и их громкий смех разносился далеко, отражаясь эхом от замершей тайги. Матвей смотрел на Анютку и чувствовал вкус земляники на губах. Какое чудное лето…

Проснулся он от переполоха – под соседним пологом визжали девчата и что-то неразборчиво басил Никодим. Оказалось, под утро в тепло от речки приполз большой черный уж. Как он прополз мимо чутких собак – загадка. Однако ж Анютка проснулась от непонятной тяжести на ногах – ужик пробрался под навес и устроился, свернувшись уютным клубком. Увидев змею и в темноте не разобрав, что это безобидный любитель лягушек, она громким визгом переполошила весь покос. Никодим спросонья хватанул ужа возле головы и хотел отрезать голову, но в последний момент разглядел желтые полоски за ушами. Выругался в сердцах и велел Анютке отнести его к реке, а та отказывалась – не хотела брать в руки. Ужик же обвил руку Никодима и спокойно поглядывал по сторонам.

Анюткин пес, бестолковый брехун Шарик, виновато помахивал хвостом и обнюхивал ужа.

Увидев подошедшего Матвея, Анютка взмолилась:

– Матвейка, унеси его к реке, ну пожалуйста! Я его в руки не возьму – проти-и-и-ивно…

Матвей пожал плечами, принял ужа от Никодима и понес к воде. Анютка пошла следом – все равно же умываться. Серко тоже побежал за ним, заглядывая вверх, на змею – любопытно же! Становая ребятня тоже проснулась и с любопытством поглядывала на Матвея, поглаживающего ужика. Матвей показал им ужа и сказал:

– Вот глядите – полоски желтые видите? Это только у ужа такие есть. Уж не ядовитый и не кусается особо, ест лягушек да мальков. А вот если такую же змею без полосок увидите – бегите. Это гадюка, она убить может. Гадюк у нас много, так что под ноги смотрите.

А потом, повернувшись к Анютке, он спросил:

– Хочешь погладить?

Видя, как она отшатнулась, сказал:

– Да ты не бойся. Ужики смирные, не кусаются вовсе. И на ощупь такие… необычные. Ну погладь, а?

Анютка зажмурилась крепко и протянула дрожащую руку к ужику, как в огонь сунула. Притронулась самыми кончиками пальцев и отдернула сразу. Постояла секунду, открыла глаза и уже решительней погладила всей ладонью. Зябко передернула плечами и сказала, глядя на Матвея обрадованно:

– А и правда не страшно. И не противно вовсе. Давай его отпустим?

Матвей присел на корточки, опустил руку к земле, и уж соскользнул с нее, исчезая в траве у самой воды. Серко обнюхал его, чихнул смешно и прыгнул в воду, забрызгав радостно загомонивших детишек.

Ну вот и славно, теперь умыться и новый день начинать. Работы впереди – край непочатый…

Пока девчата ворошили валки, растаскивая сено для просушки, Матвей с мужиками успели уйти далеко. Коса в руках пела, со звоном срезая ароматное разнотравье, солнце грело ласково, разгоняя кровь в жилах и радуя молодое сильное тело. Матвею казалось: размахнись он посильней – и полетит над землей птицей… И он шел и шел. Тело радовалось работе и утренней свежести, хоть он и не спал почти – улеглись под утро, всю ночь купались и пели песни у большого костра.

Отец уже не присматривал за ним – ни к чему, справляется. Матвей почти не отставал от взрослых, и те не подтрунивали над ним, признавая равенство…

Ближе к обеду небо затянуло хмарью… Это еще не тучи, но уже и не безоблачное синее небо. Тонкая кисея, как будто дымка. Отец беспокойно поглядывал в небо – не притащило бы дождь. Ох и прибавит он работы…

А потом вдруг из тайги вышел лось – здоровенный, темно-бурый. Он стоял на опушке, обеспокоенно принюхиваясь и поглядывая на покос. Все остановились и смотрели на таежного исполина, красивого и величественного. Лось постоял немного и ступил на стерню осторожно, как на тонкий лед.

Шаг, другой… и вот он пошел на махах поперек покоса, обходя и стан, и косарей. Собаки сорвались с лаем, погнали сохатого к реке. А тот шел ровно, не оглядываясь даже на собак. Его волки съесть не смогли, вон какой вырос – что ему собаки? Серко даже не дернулся с остальными псами – команды не было, да и не на охоте они. Только следил за погоней, чутко подняв уши. Лось быстро пересек покос и вломился в прибрежные заросли. Собаки заметались бестолково вдоль кустов, пара из них рванулась за лосем в глубь зарослей, но тут же выскочили обратно. Бык развернулся, склонил голову, выставляя вперед широченные рога и глядя налитыми кровью глазами. Собаки полаяли еще немного для порядка и потянулись к стану…

Это небольшое происшествие не отвлекло их надолго – покос большой и косить еще много, некогда перекуривать особенно. А хмарь в небе густела, наливалась темнотой. Будет гроза.

Отец дал отмашку – пора косьбу заканчивать. Разгребенное с утра сено нужно было скидывать в копны – так оно намокнет только сверху, и не придется его долго пересушивать. Мужики отставили косы и вместе с девчатами взялись за грабли и вилы. Накошено уже порядком, и нужно поспешить.

Работали споро, не отвлекаясь на обед – времени было в обрез. Где-то в горах уже вовсю грохотал гром, перекатываясь большими валунами по гулкому небу. Ветер стих и воздух звенел от напряжения, а мошка накинулась на них с удвоенной жестокостью.

Девчата и женщины сгребали сено в валки, парни и мужики вилами скидывали в копны. Троих парней отрядили к реке, нарубить больших разлапистых веток – ими прикроют копны, чтобы ветром не разметало.

И вот все сделано. Дождя пока нет, но в воздухе уже висит тонкая водяная взвесь – так бывает перед очень сильным грозами. Мужики принялись снимать навесы – унесет ведь – у прятать в шалаши со всем остальным припасом. Сами там же спрячутся от дождя. Матвей с отцом переждут под телегой – не раз уже так делали, и ничего, не промокли. Шалаши и телеги стоят у самой тайги, на небольшом подъеме, так что водой не зальет, но места в них мало, и все не поместятся.