Олег Тихомиров - Самые страшные похищения на свете

И вот под убийственно шикарную музыку нью-орлеанского диксиленда в зал вошли королева и принцесса с очередным женихом. А следом повалили знакомые все лица, министр веселья, звездочет, целительница. Потом понатолкалась масса и вовсе незнакомых: секретари и секретутки, палач, старший помощник палача, его ассистент и прочие – лизоблюды по должности, лизоблюды по призванию, кандидаты в лизоблюды, карлики и горбуны, стукачи и шептуны, топтуны и шуты гороховые. Все были в легких масках, надетых на верхнюю часть лица.

Стало страшно весело, запахло потом, тройным одеколоном и гуталином «Люкс» зарубежного производства.

Король подошел к зеркалу, чтобы посмотреть, хорошо ли сидит корона.

– Ваше величество, – сказал главный советник, – сдвиньте ее чуть влево. Это будет означать, что вы, хотя и монарх, но склонны к левым убеждениям. Боясь левизны, наше общество делает вид, что одобряет все левые начинания. Ваша корона, сориентированная на левое ухо, – великолепный символ.

– Достаточно? – спросил Квак, поправив корону.

– Нет, нет, – испугался главный советник, – это почти призыв к революции. Сместите на два миллиметра и хватит.

Министр веселья стоял неподалеку, выжидая подходящий момент, чтобы выхватить из портфеля маску, привезенную из Лондона от мадам Тюссо, и лично вручить королю.

Наконец Квак обернулся.

– Ваше... – подскочил министр веселья и отпрянул. – Вас не узнать, ваше величество.

– Кто такой? – спросил Квак.

– И вы меня тоже не узнаете? – Он улыбнулся и поправил на себе маску. – Я министр веселья, ваша серость... или, если хотите зеленость. Но какая потрясающая маска!

– Она тебе нравится?

– Безумно.

– Мне тоже. Я буду ее носить всегда.

– Возможно ли, ваше величество?

– А разве вы не носите масок?

– Лишь на карнавале, ваше величество.

– На карнавале вы их только меняете.

– Ваше величество, но если ходить в масках, как мы будем узнавать друг друга?

Королю сделалось скучно.

– Объясни, советник.

– Узнавать нужно друг о друге, – назидательно проговорил главный советник. – Уловили разницу?

Квак не стал дожидаться ответа.

– Ладно, министр, – зевнул он, – ступай, веселись.

Лакеи разносили на подносах не сильно разбавленную фанту, в углу зала устроили чайную, где из большого красного чайника в белый горошек желающим и нежелающим разливали «бесплатно» грузинский чай второго сорта второй заварки. Все пробовали по нескольку глотков, чмокали от удовольствия и, поставив чашку, деликатно отходили в сторону. А если рядом находился палач, то говорили: «Ах, как вкусно!» или «Какой аромат!» и выпивали чашку аж до самого конца. Один из гостей, на которого палач взглянул вроде бы искоса, даже попросил вторую чашку, после чего ему улыбнулась королева (говорят, она сама заваривала чай и делала это с большим искусством, ибо все писали в книгу обязательных отзывов самые лестные, но искренние слова).

В другом углу какой-то цыган, вернувшийся в Мышландию после непродолжительной эмиграции, пел на тарабарском языке «Очи черные». Иногда он забывал слова, и ему дружно подсказывали.

Кто-то из начинающих лизоблюдов, дабы выказать свою сверхлояльность, не отходил от красного чайника и нализался до полного безобразия. Дежурные полицейские увезли его на скорой помощи в участок. Воспользовавшись их отсутствием, хулиганы избили в туалете модного поэта-переводчика, но не по злому умыслу, а по нелепой ошибке (перепутали с официантом). С досады они забрали у него полуботинки фирмы «Саламандра», которые опять же по чистой случайности и по сходной цене очень подошли старшему гардеробщику.

Одну из немолодых фрейлин, ненароком зашедшую на лестничную площадку запасного выхода, где лампочка еле светилась, двое неизвестных принудили к сношению, правда, совсем не к тому, на которое она рассчитывала. Неизвестные оказались педиками, а на бедняжке был костюм Дон Кихота. Вот к чему приводит неосмотрительность в выборе карнавального костюма! Потерпевшая, однако, утешилась тем, что с нее не сняли маску и не увидели морщин, а потому решила не уходить с праздника.

– А ты кто такой? – спросил Квак приблизившегося звездочета.

– Астролог, ваша серость.

– Предскажи что-нибудь.

– На улице дождь, плохая погода...

Квак посмотрел в окно:

– И без тебя вижу, что дождь. Но погода чудесная.

– А будет еще лучше. Дождь скоро перестанет.

– Ты хочешь сказать, погода испортится?.. Ну, иди, иди...

Он отвернулся от звездочета и подманил пальцем целительницу:

– Кто такая?

– Я целительница... Что с вами, ваша серость? Вы даже позеленели от государственных дел. Только я могу вернуть вам здоровый цвет лица...

– Небось, заливаешь?

– Именно, ваше величество: в горчичный кисель, заваренный на сыворотке из-под простокваши, нужно залить настой черного перца, жеванного на вечерней заре непорочной девицей...

Подавив зевоту, король сказал:

– Заодно плесни туда стакан касторки и выпей сама. Ступай. О воздействии мне доложат.

– Ваше величество...

– Кому сказано – иди, пей.

Тем временем королеве надоело наблюдать за восторгами, вызванными заваркой чая, и она вспомнила о супруге.

– Добрый вечер, душа моя, – сказала она голосом, не предвещавшим ничего доброго.

– Что за кикимора? – спросил Квак у главного советника.

– Королева, ваша серость.

– Что значит карнавал, – удовлетворенно заметила королева, – родной муж не узнает.

«Ну и женушка, – мелькнуло в голове у Квака. – Слониха. Небось, и кожа слоновая – не ущипнешь».

– А я тебя по короне узнала. Что в лягушку вырядился? Будешь весь праздник портить. Ничего получше придумать не мог?

– И часто она икру мечет? – тихо спросил Квак у главного советника.

– Не обращайте внимания, ваша серость. Стерпится, слюбится.

Тут и принцесса подплыла со свои дружком. Можно было сказать, что королевская дочь заблистала на карнавале, одетая во все голое, если б не мини-юбочка, плетеная в крупную ячею из нити бразильского паука. Ее новый жених ничем не отличался от предыдущего: жвачка во рту, ноги втиснуты в джинсы, обут в кроссовки. Хотя нет, разница была: у предпоследнего с майки улыбался Рэмбо, а у последнего скалился Кинг-Конг.

Вид принцессы вызвал у Квака определенный интерес.

– А это кто такая? – спросил он у советника.

– Ваша дочь, ваша серость.

– Недурна. Весьма недурна. – Квак облизнулся и сказал принцессе, словно бы просто так: – Можешь поцеловать папочку.

– Вот еще! – фыркнула принцесса. Обойдешься.

– Делай, что говорит король! – Квак топнул ножкой.