Даша Берег - Три времени года в бутылочном стекле

Разница в возрасте у Ады с Денисом была не так велика, не больше, чем натикало его старшему сыну в момент их первой встречи, но для Ады он сразу стал оплотом мудрости и жизненной силы, как старший товарищ, как отец. Денис – ведущий, Ада – ведомый. В мире Дениса – все стабильно и незыблемо, все благополучно. Одним из таких факторов стабильности была для Дениса его семья.

Первые полгода, или даже год, находясь в любовной эйфории, данную тему они не затрагивали, хотя Денис никогда не скрывал этой стороны своей жизни, и мог при случае упомянуть, что женился рано, что детей у него уже двое, или что в следующие выходные юбилей у тещи. На момент начала отношений Аде тоже на это было плевать, это казалось бесполезным приложением к Денису, лишней мишурой, хотя Ада периода двадцатилетки, конечно, бы задумалась о будущем – она ведь тогда думала о нем постоянно, и к чему такие отношения могут привести, и должны ли они вообще куда-то приводить. Но новая Ада жила только сегодняшним днем, и в нем было просто хорошо, без всяких терзаний и размышлений. Но время шло. Ада отметила двадцать пятый, двадцать шестой дни рождения, время шло, и стали появляться мысли – а что будет дальше?

– Я могу дать тебе все, – говорил Денис, когда они, тесно прижавшись друг к другу, лежали под одеялом в Адиной квартире, – все, кроме этого. А все – это ведь много, разве нет?..

Иногда он мог вырваться на встречу с ней и в выходной, несколько раз она ездила с ним в командировки на неделю – в Москву, Петербург, Новосибирск, получался как мини-отпуск, один раз такая командировка выпала на Новый год. Но Ада отметила двадцать шестой, двадцать седьмой день рождения, большинство ее знакомых ровесниц уже вышли замуж и водили детей в детский сад, а Ада по-прежнему коротала выходные в одиночестве.

Денис всегда ее поддерживал – во всех ее постоянных учебах, в период, когда она оставалась без работы, Денис за второй год их отношений оплатил полный ремонт в ее старой однокомнатной квартире, доставшейся по наследству от бабушки. На третий, на четвертый год, видя тоску в ее глазах, Денис искренне спрашивал:

– Хочешь, у нас будет ребенок?

– Нет, наверное… Я хочу, чтобы ты был со мной. Всегда. На всех выходных, на всех праздниках. Чтобы мы вместе отдыхали. Чтобы ты приходил каждый вечер сюда, ко мне. И не было никакого «там», – отвечала Ада, но Денис грустно качал головой.

Денис был главным мужчиной в Адиной жизни, но, прежде всего, он был чужим мужем. Время чужого мужа всегда расписано по минутам, чужого мужа нельзя взять на корпоративную вечеринку, познакомить с друзьями, с семьей, а, самое главное, – нельзя завести с ним свою семью.

– Ты должна понять, что я не смогу сейчас развестись, – кажется, он сказал ей это в самом начале их отношений, но Ада слушала тогда вполуха.

Но уже через год ей захотелось к этому разговору вернуться.

– Сейчас – это сколько времени? – спросила она.

– Лет десять. Понимаешь, моя жена… я очень многим ей обязан…

– Но вы же ровесники, и поженились рано!.. Постой, дело, наверное, не в ней, а ее родителях?..

И Денис отворачивался и молчал.

– Но через десять лет мне уже будет… даже страшно, сколько мне уже будет.

– Но все это время мы можем быть вместе. И можем быть счастливы. Что для тебя важнее?

В двадцать шесть и в двадцать девять Ада отвечала на этот вопрос для себя по-разному. В последнее время она уже с трудом могла отличить состояния счастья от противоположного, жизнь текла унылой серой рекой, без порогов и подводных течений, строго по расписанию. Страшная мировая воля несла ее к тридцатилетию, очередному рубежу, и противиться ей было совершенно невозможно.

Но Ада нашла способ заглушать все эти дурные мысли – их надо просто заливать различными напитками.

Сама Ада предполагала, что в этом заключалась своеобразная семейная карма.

Ее отец, Владимир Астахов, родился позже брата-близнеца Сашки на девять минут. Казалось бы, – что такое девять минут? – но интервал этот сохранялся между ними всю жизнь.

«Старший» Астахов рос общительным, сообразительным мальчуганом, нравился девчонкам и был лидером класса, Володя же больше напоминал его отражение в зеркале – лицо и фигура те же, только хоть закричись, а никто не услышит. При полной внешней идентичности думали братья тоже одинаково, но к Сашке мысль всегда приходила быстрей, и озвучивать ее он начинал раньше, а Володе оставалось соглашаться и завершать. Братьев воспринимали не как единое целое, а как начало и продолжение, начало может быть само по себе, но продолжение без начала – никак. Сашка был заводилой и душой любой компании, куда бы он ни пришел, он всем нравился, Володя тоже нравился, но если их куда-то приглашали, то подразумевалось, что Сашка придет с Володей, а не наоборот.

После школы братья дружно сходили в армию, отучились в техникуме, пошли работать на завод. Сашка женился раньше, и на какое-то время съехал к жене в общежитие, но через несколько лет, когда уже оба брата были женаты и обзавелись детьми, вновь произошло их объединение – от завода они получили двухкомнатные квартиры, в одном доме, в одном подъезде, в одном стояке, только Владимир на седьмом этаже, а Александр, разумеется, выше – на восьмом. Когда во второй половине девяностых настала пора социальных опросов и агитаций типа «Голосуй или проиграешь», анкетеры, начиная обход квартир с верхних этажей, собирали данные у Александра, а на седьмом этаже, только увидав лицо открывавшего им Владимира, извинялись за повторный визит, и шли дальше. Жизнь в одинаковых квартирах протекала по-разному: шумно, задорно – на восьмом этаже, и более сдержанно – этажом ниже. Жены у братьев тоже были разные – веселая, разбитная швея Наталья у Александра и утонченно-холодная учительница математики Анна у Владимира. Между женщинами особой дружбы не получилось, но обе одинаково ровно влились в большую «двухэтажную» астаховскую семью, и каждая незаметно встала у руля своей маленькой семейной лодки.

Между Адой и Кириллом разница была уже не в девять минут, а в семь лет. Несмотря на нее, росли они, как и их отцы, вместе – в семьях не делали особой разницы, где чей ребенок, и каждый день можно было выбрать, где поужинать или скоротать вечер – на седьмом или восьмом этаже. Маленькой Аде нравилось у дяди с тетей – там все время шутили и много смеялись, а еще можно было неограниченно брать еду со стола и холодильника, в то время как ее мать, недовольная генетической полнотой Астаховых, садила всех на строгую диету. На восьмом этаже Анне приписывали скрытую манию величия, потому что единственную дочь она назвала своими же инициалами – Анна Дмитриевна Астахова – Ада. Самой Аде ее имя в детстве принесло много печально-отчаянных минут, но с возрастом она с ним примирилась, и стала благодарна матери и за редкое имя, и за привитые пищевые привычки, благодаря которым ей удалось, в отличие от остальных родственников, к тридцати годам сохранить хорошую фигуру. А тогда, в детстве, это казалось просто занудством.