Жанна Бочманова - Остров

Проводница, уже не спала: двери в служебное купе нараспашку стояли. На вопрос скоро ли будет следующая станция, удивилась.

– Ты ж вроде до конца ехать собиралась? Вот люди, сами не знают чего хотят. Аль случилось что? – внимательно посмотрела она ей в лицо. – Деньги не верну, не надейся. Я и так рискую, сажаю тут вас по доброте душевной, а они тут начинают…

– Мне вернуться надо. Обратно. Я…

– Ну надо так надо, – пожала плечами проводница, – только не реви. Вон уж и глаза на мокром месте. Ты чего это? Ну-к, зайди. – Она взлохматила надо лбом коротко стриженные травленные перекисью волосы, потом налила кипяток в стаканы, выставила сахар, пакетик печенья, нарезанные ломтиками хлеб и колбасу.

Юля осторожно присела на краешек сиденья. От запаха еды рот наполнился слюной, в желудке заурчало.

– Бери, не стесняйся, – подбодрили ее. Она осторожно взяла бутерброд и хлюпнула носом.

Проводница посмотрела на нее, но ничего не спросила. Много их ездит, у каждого своя история, всех в душу пускать – сердце выгорит. У самой жизнь, как в сериале.

– Сейчас Елец будет – город маленький, а вот через сорок минут уже Липецк. Вот там и сойдешь. Да в кассу не суйся, денег-то нет совсем? Иди к проводникам, кто-то да посадит, главное, понастойчивей будь, – проводница встала и принялась собирать еду, показывая, что сеанс благотворительности кончился.

На улицах города было сухо и чисто, ярко-зеленая травка лезла из-под земли, почки на кустах набухли до последней стадии созревания – вот-вот лопнут. Всего-то на несколько сот километров южнее, а какая разница! Но солнце хоть и светило ярко, но почти не грело, ноги в мокрой обуви подмерзли, и Юлю стал колотить озноб. Хотелось залезть в тепло хоть на пару минут, и она быстро пошла вдоль улицы, выискивая глазами магазин. И тут взгляд ее упал на табличку «Выставочный зал». Секунду подумав, Юля потянула дверь на себя и вошла в просторный пустой вестибюль.

«Выставка картин народного художника России Гореславского Г.А» гласил большой глянцевый плакат на стене. Открывалась выставка третьего апреля, а сегодня второе и, наверное, ей нельзя здесь находиться, но тут было так тепло, что она не смогла заставить себя выйти наружу. Двустворчатая дубовая дверь с латунной ручкой оказалась чуть приоткрыта, и она тихонько юркнула в просторный светлый зал, увешанный полотнами.

Глаза ее равнодушно скользили по ним – ничего-то она в искусстве не понимает: так и не сходила за семь лет ни в Эрмитаж, ни в Русский музей – хоть было бы с чем сравнить. Вот картина не очень большая и блеклая какая-то: деревянный домишко за редким частоколом забора, в палисаднике перед домом полуувядшие георгины, сбоку от калитки деревянная лавка, а на ней мужичок в ватнике, с папиросой во рту, ссутулившись, смотрит в никуда – вроде и прямо, а взгляд отсутствующий. Юля поразилась, да это ж сосед их, дядя Миша! Тот как жену схоронил, тетю Любу, так тоже все на лавке сидел, беломорину смолил. Идешь мимо, бывало, крикнешь: «Здравствуйте», а в ответ молчание: не видит, не слышит. Потом его дети забрали в город, к себе жить. А и то верно – как ему одному, да еще такому чокнутому…

– Девушка! – прервал ее мысли чей-то грозный окрик. Юля испуганно отпрянула от картины. – Девушка, – раздалось снова, – вы, что здесь делаете? – женщина в сером костюме, с замысловатой халой на голове сурово хмурила тонкие брови.

«Ну вот, сейчас меня попрут, – тоскливо поморщилась Юля, – а я только-только к прекрасному начала приобщаться».

– Вы на собеседование? – раздраженно спросила женщина и, не дожидаясь ответа, продолжила: – С ума с вами сойти можно! То опоздаете, то не приходите… Вот, Георгий Арнольдович, девушка, как вы просили – из местных, со знанием компьютера…

Юля оглянулась и увидела внимательный взгляд высокого пожилого мужчины с густой шевелюрой абсолютно белого цвета. Прямо как у Ельцина, подумалось ей, а потом еще – старик, а в джинсах. Тут тетка с халой вздрогнула, видать, рассмотрела ее лицо с другой стороны и зашипела громким шепотом:

– Я же по телефону только… я же не знала, Арнольд Георг… Ой! Георгий Арнольдович. Простите, ради бога! Извините… Я сейчас. Я все исправлю…

– Спасибо, Алевтина Наумовна, – остановил ее мужчина. Голос у него был хриплый и глубокий – казалось, жернова где-то там внутри проворачиваются, скрипят с натугой. – Я сам с девушкой поговорю. Вы нам чайку лучше сбацайте.

Алевтина с халой моргнула глазом в синей подводке и умчалась.

– Вы же не на собеседование? – засмеялся мужчина. Юля против воли улыбнулась и покачала головой. – Ну тогда я жду…

– Чего? – удивилась Юля.

– Как чего? Как чего? – Георгий Арнольдович всплеснул в притворном негодовании руками. – Ваш рассказ, конечно! Что вы тут делаете?

– Ничего, – пожала плечами Юля, – я шла-шла и зашла. Мне до поезда еще долго, вот я и гуляю.

– Так вы проездом? – почему-то обрадовался Георгий Арнольдович. – Отлично! А позвольте вас спросить, что вы так долго стояли возле этой, к слову сказать, совсем обычной картинки?

Юля опять пожала плечами:

– Не знаю. Показалось, что это сосед наш, дядя Миша. Похож очень. И дом. И георгины…

– И где живет этот дядя Миша?

– В Новгородской области…

– Так вы из Великого Новугорода?

– Ну, вообще-то, я из Петербурга, а родилась в Новгородской, да.

– А-а, – кивнул Георгий Арнольдович. – Ну и последний вопрос и пойдем чай пить. Что вы о ней думаете? О картине, то есть, – счел нужным пояснить он, видя ее удивленный взгляд.

– Я думаю, – после короткой паузы ответила Юля, – этот старик может целый день так просидеть. Его, наверное, легко рисовать было. Он в мыслях где-то там, в своих воспоминаниях. Только это ему и осталось. Вот. А больше я ничего не могу сказать. Я не очень-то в картинах разбираюсь. Вернее, совсем не разбираюсь

– Да-да, – сказал Георгий Арнольдович, – именно так, именно так. Правда, это совсем не Новгородская, а Псковская губерния, но сути не меняет. Ну что ж, чай мы с вами заслужили. Пойдемте.

Юля перекинула сумку на другое плечо и пошла вслед за странным мужчиной, подумав, что терять ей нечего, а чай в художественной галерее, лучше, чем булочка с кефиром на лавке в сквере.

В небольшой комнатке уже был сервирован стол с чашками, и Алевтина, увидев входящего Георгия Арнольдовича, расплылась в обворожительной улыбке и суетливо начала разливать горячий чай, при этом она о чем-то все ворковала, смешно выговаривая букву «г», как «х».

Юля бросила сумку на пол возле дивана и уселась, скромно сложив руки на коленках.

– Ну что ж, – сказал мужчина, когда неуемная Алевтина, наконец, оставила их одних, напоследок неодобрительно посмотрев на Юлю, – давайте-ка мы с вами познакомимся. Георгий Арнольдович, – представился он.