Жанна Бочманова - Остров

Игорь сидел рядом, приходя в себя. Всю жизнь он гордился тем, что мог контролировать ситуацию. Любую. Владеть эмоциями, сдерживать порывы, успокоить дрожащие руки, включить голову и начать работать, делать дело. И вот впервые он понял, что не может. Не может остановиться. Это не пугало, но настораживало. И требовало проверки.

– Я согрелась, – объявила Юля и потянулась к сумке. – Есть хочется, – она достала пакет с печеньем.

Накидка, наброшенная на плечи, сползла, открыв спину и кусочек бедра. Игорь поерзал на месте и дотронулся до голой лодыжки, обхватив рукой щиколотку. Лелик гордилась своими тонкими длинными ногами, ее щиколотку Игорь легко брал в кольцо из пальцев. На эту пальцев не хватило. Юля дрыгнула ногой, высвобождая ее из плена. Игорь представил крепкие упругие икры на своей спине и тряхнул головой, прогоняя тут же побежавшие по этой самой спине мурашки. Юля повернула голову и, жуя сухой крекер, прошамкала:

– Мы как кролики. Ужасно! – изо рта посыпались крошки, она утерлась ладошкой и снова набила рот печеньем. Отхлебнула воды, проглотила и добавила: – Утешает одно – если нас и не спасут – умру счастливой.

Непосредственность, с какой это было сказано, заставила его улыбнуться. И правда, какая разница, что будет завтра и будет ли, но, по крайней мере, в последнюю минуту он сможет сказать, что последний день жизни прожит был не зря. Не зря. Он снова ухватился рукой за щиколотку и решительно потянул на себя с видом собственника.

– Иди сюда, – прошептал он, – крольчиха! Я дам тебе морковку…

– Пошляк! – заверещала Юлька, дрыгая ногой. – Наглый, толстый кроль! Я тебе сейчас ухо отгрызу! – И она громко клацнула зубами аккурат возле его уха.

Игорь отдернул голову и, глухо зарычав, тоже щелкнул зубами.

– Я не поняла, ты волк или кролик? – засмеялась она.

– Сейчас узнаешь, глупая маленькая крольчиха, – шепнул он, сдирая с нее, путающуюся под руками тряпку. Да гори оно все синим пламенем! Есть эта ночь и этот костер, и это море, и эти звезды, и эта луна, будь она неладна! И эта женщина, эта ведьма, вынырнувшая из прошлой жизни, знакомая незнакомка, дарованная ему кем-то, возможно, даже этой луной, на счастье или на погибель. Неважно. Он свободен. Сейчас, в эту ночь, в этот миг, он свободен. Пусть мир рухнет, провалится в тартарары, а он будет любить эту женщину, возле этого костра, под этой луной, даже если ему скажут, что завтра его расстреляют.

«Теперь я знаю, что такое рефлексия», – с горькой усмешкой думала Юля, занимаясь утренними хлопотами. Она проснулась рано с первыми лучами солнца в объятиях мужчины, которого несколько дней назад видеть спокойно не могла от ненависти и презрения и долго лежала, слушая биение его сердца под своей щекой.

Ночное безумие вспоминалось, как морок, как наваждение. От одних только воспоминаний ее бросало в жар не то от стыда, не то от чего другого. Что он теперь о ней думает? Как она, вообще, могла такое творить? Не иначе в нее вселился бес или дьявол, или оба сразу. А ему хоть бы что! Возится как ни в чем не бывало с костром и дела нет, что она сейчас вся в переживаниях. Хоть бы сказал чего-нибудь. А то молчит как сыч.

Игорь меж тем поминутно бросал взгляд в сторону моря, хотя понимал, что вряд ли он отсюда увидит корабль. Вода вскоре закипела, и он заварил кофе. Надо же, как ловко он справляется. А дома и растворимый не мог сделать, вернее, не хотел. А жена тогда на что? Юля за все утро не произнесла ни слова, и он почему-то не решался разбить ее упорное молчание. Игорь пригубил бурый напиток, сунул в рот печенье, вяло пожевал и с трудом проглотил. Какая гадость! Лучше бы мидий запекли. Он поднялся и, прихватив недопитый стакан, пошел к морю.

Игорь прогуливался по пляжу, чувствуя легкую досаду на девчонку. Чего она злится? Как будто он виноват, что никто не примчался их спасать прямо с утра. Он, между прочим, о ней думал в первую очередь. Он бы рискнул с контрабандистами договориться, если бы не она. Кто знает, что эти парни решили бы с ней сделать? У них там со свободной любовью напряженка, все ходят недокормленные, по женскому телу голодные. Вот оприходовали бы ее всем экипажем, так не злилась бы по пустякам впредь. Ну и черт с ней! Он посмотрел на небо. Солнце медленно вставало над морем, уже почти выглядывая из-за края черной скалы. Там восток, прикинул он, вспоминая школьные познания в географии. За эти три дня они не увидели ни одного корабля на горизонте, но они же и не смотрели особо – то еду добывали, то по острову скитались. Неужели никто не приедет? Море и так было неласково к этому клочку суши, а к вечеру начинался прилив и в узком горле бухточки вздыбливались волны. Никто не сможет пристать к берегу.

Игорь подошел к кромке воды. Вчера они тут купались, если это можно так назвать. Купались. Игорь подавил картину, мигом вставшую перед глазами. Он знал про себя все: прочитав сотни умных книг, пытаясь разобраться с собой и миром, знал, что корни его проблем растут из детства. От отца, который бросил, матери, которая не любила, вот он и вырос такой… черствый, злой, жесткий и даже жестокий. Он все про себя знал. Он знал, что любить его не за что. Да он и не хотел, чтобы его любили. Во всяком случае, за просто так, потому что за просто так не любят – он был уверен. Когда он ложился с кем-нибудь в постель, он знал, что за это нужно платить, неважно жене, любовнице или проститутке. Товарно-денежные отношения. Еще на стадии поцелуев, где-то на периферии сознания он уже составлял калькуляцию, во сколько он это оценивает и что он подарит. Вчера он ничего не считал. Забыл. Да и нечего ему было дарить. Да и от него ничего не требовали. Вроде. Как оказалось, требовали. Но не его вина, что он не супергерой и не может всех спасти, сделав пару кульбитов и прыжков. Чего она злится? Вот дура! Игорь раздраженно стукнул кулаком по бедру и тяжело плюхнулся на землю.

Сзади подошла Юля и уселась рядом. У него напряглась спина. Он называл это про себя «вздыбить шерсть». Юля громко вздохнула.

– Поговорим?

Он пожал плечами.

– Поговори со мной, Игорь, а не то я с ума сойду, – голос ее прозвучал жалобно. Она сама удивилась. Совсем не это хотела она ему сказать.

– Хорошо, – кивнул он. – О чем ты хочешь поговорить?

– О чем угодно. Хоть о техническом анализе. Я не могу, когда ты молчишь, мне кажется, что ты на меня злишься.

– Странно. А я молчу все это время, потому что мне кажется, что это ты злишься. Только я не понимаю за что? За то, что никто не приехал до сих пор? Так ведь я в этом не властен…

– Я знаю, – Юля тронула его за плечо. – Ты сделал все, что мог. Просто я близка к отчаянию, если честно. Я как подумаю, что сын вырастет без меня с этой…с этими людьми, мне плохо делается и сердце болеть начинает. Вот здесь, – она положила руку на грудь и чуть скривилась. – Да, я злилась. Но это от отчаяния. Всегда же хочется найти виноватого. Хотя, кроме себя, винить некого.