Макси Фэй - Нефанатка

– Что я вам сделал? – хриплю, выплевывая кровь, когда удары прекратились.

Не отвечают. Вдруг резкий удар по колену – и я слышу хруст. Кричу от боли, распахнув глаза. Вижу нож, сверкнувший в луче фонаря.

Закрываю глаза и готовлюсь к смерти. Перед глазами появляется Ксюша, такая, какой я видел её на берегу. С восхищением в глазах и нежной улыбкой на губах. Чувствую острую боль в горле и падаю – меня больше никто не держит. Ничего не вижу и не слышу, чувствую щекой холодную землю. Все мое тело – сгусток боли, не в силах больше терпеть, я теряю сознание.

Пытаюсь открыть глаза. Яркие вспышки света и нестерпимая боль. Нет, нет, не хочу туда.

– Ксюша…

Кружится передо мной в белом платье. Рыжие кудряшки раздувает ветер. Улыбается и протягивает мне руку.

Снова будто выныриваю в реальность. Чьё-то лицо склоняется надо мной:

– Егор! Егор, вы меня слышите?

Закрываю глаза и снова Ксюша. Манит меня пальчиком и звонко смеется. Иду за ней по зеленому лугу, а по сторонам будто маревом дрожат синие больничные стены. Слышу чьи-то далекие голоса:

– Вторая операционная готова…

– Вызывайте Тимофея Михалыча, без него не обойтись…

– Черт, да зажмите же рану!..

– Егоор, иди за мноой, – тянет Ксюша и, приблизившись ко мне, хватает за руку. Бежим с ней по лугу, и марево больничных стен растворяется в воздухе. Поворачивается ко мне и счастливо хохочет. Добегаем до обрыва над рекой, и я резко торможу. Ксюша вырывает руку и продолжает бежать.

– Стой! Упадешь! – кричу я.

– Дурачок! – оборачивается она, – я же умею летать! – прыгает с обрыва и тут же взмывает в воздух.

Летает вокруг меня, как ласточка, и заливисто смеется. Её белое платье раздувает ветер, и я не могу отвести глаз от стройных ножек.

– Ты тоже можешь, – опускается на траву прямо передо мной. – Это легко! Давай вместе!

Держась за руки, прыгаем с обрыва и прямо над водой взмываем вверх.

– О боже! Я лечуу! – кричу я и, отпуская её руку, делаю несколько пируэтов.

Словно танцуя в воздухе, взлетаем все выше, то сближаясь, то кружась друг вокруг друга. Наконец, обессиленные, падаем на траву и долго лежим, глядя в безупречно синее небо.

Садимся друг напротив друга и я, все еще не веря своему счастью, касаюсь её щеки рукой. Теплая, настоящая.

– Я люблю тебя, – нежно говорю ей, и понимаю, что это – чистая правда.

– Я знаю, – с улыбкой отвечает она. – И поэтому тебе пора возвращаться.

– Нет, нет, я не хочу туда. Там очень больно…

– Я знаю, – мягко берет меня за руку. – Но ты справишься. Я буду рядом.

– Ты справишься. Я буду рядом.

Мир вокруг меня будто растворяется, и через пару мгновений остается лишь темнота и чьё-то хриплое дыхание.

– Неет! – кричу я, но не могу произнести и звука.

Вообще не могу пошевелиться. Во всем теле разлита тупая боль. С трудом разлепляю глаза. Вдруг понимаю, что это хриплое дыхание – моё. Пытаюсь хоть чуть-чуть повернуть голову и не могу. Ног не чувствую. Но, кажется, могу пошевелить пальцами рук. Тут же раздается противный писк какого-то прибора. Жмурюсь, пытаясь избавиться от него.

Лежу и смотрю в белый поток. Её платье тоже было белое. Ослепительно белое. Может, она была ангелом и я умирал? А потом воскрес? Зачем? Лучше бы остался там, с моей девочкой.

Слышу звук открывающейся двери и быстрые шаги. В поле моего зрения появляется высокий врач.

– Здравствуйте, Егор. Я ваш лечащий врач, Глеб Викторович. Не пытайтесь ничего сказать, у вас были повреждены голосовые связки. Как минимум, еще неделю вам придется молчать. Кивать и двигать головой тоже пока не получится. Общаться будем с помощью глаз. Если «да» – быстро закройте глаза и тут же откройте. Если «нет» – поморгайте несколько раз. Хотите что-то спросить – поднимите брови. Всё понятно?

Закрываю и открываю глаза. Затем вопросительно поднимаю брови.

– Сейчас я вам всё расскажу, – кивает Глеб Викторович. – Итак, мы находимся в Городской клинической больнице. Вас привезли на скорой пять дней назад. Ножевое ранение в шею, внутреннее кровотечение и многочисленные ушибы внутренних органов. Помимо этого, сломаны два ребра и раздроблен левый надколенник. Вам сделали четыре операции. Во время первой – сшивали голосовые связки и стенки пищевода. Во второй – удалили разорванную селезенку и устранили внутреннее кровотечение. Надколенник восстановили, скрепив специальными винтами.

Слушаю его и прихожу в ужас. Вопросительно поднимаю брови.

– Верно, четвертая операция. На третий день снова обнаружилось внутреннее кровотечение. Разрыв почки, небольшой – в полтора пальца. Почку зашили, и она продолжает функционировать.

Закрываю глаза и пытаюсь переварить информацию.

– Теперь о прогнозах, – продолжает доктор. – Организм у вас молодой и восстанавливается быстро. Через неделю уже сможете двигать головой и приподниматься в постели, даже садиться. Ходить придется первое время на костылях. Колено восстановится, но о спорте придется забыть на несколько месяцев. Теперь самое печальное. Петь вы больше не сможете. По крайней мере, так же, как раньше. У вас были сильно повреждены голосовые связки. Мы сделали всё, что смогли. И скорее всего, голос в какой-то мере восстановится. Это может занять от нескольких недель до полугода. Никаких гарантий дать не могу, всё зависит от организма.

Страшно слышать такое. Лежать и не иметь возможности двинуться. Понимать, что вся твоя жизнь вдруг оказалась перечеркнутой и ты стал жалким калекой, который, возможно, даже никогда не сможет сказать хоть что-то вразумительное…

– Я понимаю, что это сложно осознать и принять, Егор. Но постарайтесь мыслить позитивно. Вы живы, и это самое главное. Организм молодой и обязательно восстановится. Для разработки голоса есть специальные методики. У вас есть все шансы остаться полноценным человеком. Главное, чтоб было ваше внутреннее желание. А в остальном мы вам поможем.

– Теперь еще кое-что, – продолжает врач. – Мы не знаем, кому можно позвонить и рассказать о вашем состоянии. В вашем телефоне нет ни одного контакта родственников. У вас есть кто-то из родных?

Смотрю на него и моргаю два раза.

– Ясно. Тогда, может быть, девушка? Я видел, что вы много общались с какой-то Ксюшей, я могу позвонить ей?

Нет! Нет! Моргаю несколько раз, чтоб он понял.

– Хорошо-хорошо, я понял. Очень жаль, что вас никто не может поддержать. Хотя, возможно, вас немного порадует, что каждый день здесь появляются группы девушек с цветами и фруктами, которые пытаются прорваться к вам, и даже вынудили нас усилить охрану на входе.