Юрий Козлов - Геополитический романс (сборник)

— Деньги, — пробормотал генерал, и Аристархов увидел, что бутылка почти пустая. — Они как трупные бактерии питаются падалью, но и как сперматозоиды зачинают новую жизнь. Ты не нашел себя в двуединой стихии денег, капитан. В нашем случае деньги делаются на падали, капитан. У тебя легкие, капитан, а тут потребны жабры, чтобы дышать в гнилой крови и живом дерьме. Ты задыхаешься. Из тебя не вышел человек-амфибия, капитан! — рванул воротник, как будто из него вышел этот самый человек-амфибия, и ему же был непривычен теплый летний немецкий воздух.

— Я хочу сказать, генерал, — буднично произнес Аристархов, — что в армии не может не быть людей, которые не хотят этому помешать. Чем бы они в данный момент ни занимались. Еще не поздно положить предел, генерал. Моя жизнь, генерал, в их полном распоряжении. Более того, генерал, они могут располагать моей жизнью. Она уже не представляет большой ценности для меня лично, генерал, но еще может представлять некоторую ценность для… — Аристархову показалось нескромным сказать «Родины» или «армии», поэтому он закончил как-то по-книжному, — гипотетического дела.

Некоторое время генерал молчал, тупо глядя на приближающийся кофейного цвета «оппель». Из «оппеля» выбрались герр Вернер и господин, интересующийся жидкими противогазами. Герр Вернер и не подумал извиниться за сорокаминутное опоздание. Господин, интересующийся жидкими противогазами, с любопытством посмотрел на валявшуюся на траве бутылку из-под «Хеннеси». Должно быть, он подумал, что сам Бог, не иначе, послал ему такого контрагента — алкоголика-генерала, распродающего военное имущество.

— Капитан, — генерал в упор не видел подтянутого герра Вернера и не столь подтянутого господина, интересующегося жидкими противогазами. — Не ищи воинской дисциплины и служебной субординации, где потребно действовать по-партизански. Генеральский вертолет улетел, капитан, не догонишь. А теперь поинтересуйся у этого жирного хера: сколько он отвалит за партию лучших в мире совпротивогазов?

После незаметно перешедшего в ужин обеда в ресторане посреди парка Аристархов и герр Вернер под руки довели генерала до «оппеля» и впрямь похожего в сумерках на огромное лоснящееся, хорошо прожаренное кофейное зерно. Окончательная цена была определена генералом и господином, интересующимся жидкими противогазами, без помощи переводчика Аристархова. Они писали цифры на салфетках и передавали салфетки друг другу. Генерал матерился, стучал по столу кулаком, так что прыгали тарелки и фужеры. После седьмой салфетки он перестал материться, распорядился принести шампанское. Аристархов ненароком бросил взгляд на сгорающие в пепельнице, а потому распрямляющиеся салфетки. Его несколько удивила хвостатость цифр, то есть количество нулей. Он и представить себе не мог, что мирная процветающая Германия до такой степени нуждается в советских армейских, да к тому же жидких, противогазах.

Всю дорогу до летного поля в «оппеле» генерал безобразно храпел, укрепляя немцев в презрении к русским. В вертолет же загружался странно трезвым, мрачным, надменным, эдаким Чайльд-Гарольдом, укрепляя немцев уже в совершеннейшей непредсказуемости русских.

Господин, интересующийся жидкими противогазами, позвонил из «оппеля» в диспетчерскую аэродрома, и оттуда быстренько прискакал малый в фуражке, почтительно шурша голубым бланком.

— Полетите шестым коридором, — объявил господин, интересующийся жидкими противогазами, — это персональный коридор канцлера.

Каким-то очень влиятельным оказался этот господин.

Генерал воспринял информацию о том, что полетит персональным воздушным коридором германского канцлера, совершенно спокойно, как будто с детства был с канцлером, что называется, накоротке.

Последнюю бутылку шампанского распили прямо на поле.

— И ты пей, — подавившись пеной, приказал генерал Аристархову, — коридор канцлера широк, как меч Зигфрида!

Сумеречная Германия лежала внизу в огнях городов и темноте лесов, космических пейзажах металлургических и химических производств. Сверху из канцлерского коридора было совершенно очевидно, что ухоженной стране тесно дышится среди бесконечных заводов и огней городов, среди редких, не тронутых вечерними огнями лесов, полей и рек.

Аристархов был уверен, что генерал спит, но тот, оказывается, не спал, а сощурившись, с ненавистью смотрел на чужую, простирающуюся по курсу землю. Точно с такой же ненавистью он когда-то смотрел на голую безводную афганскую землю, нет-нет да поплевывающую в вертолеты длинными струями огня из-за камней и из ущелий. Аристархов до сих пор не забыл его странной фразы по поводу вывода войск из Афганистана: «Теперь до Москвы!» Аристархову было о чем говорить с генералом в Афганистане, но не стало о чем — в Германии, поэтому он очень удивился, когда тяжелая генеральская рука опустилась ему на плечо.

— Капитан, — произнес генерал, — я когда-то был твоим командиром. Я и сейчас как будто твой командир, хотя мы с тобой существуем в разных измерениях. Я обращаюсь к тебе как твой командир из другого измерения.

Аристархов молчал, не вполне понимая, чего, собственно, хочет генерал.

— Я могу сделать так, что тебе хватит марок на всю оставшуюся жизнь. По нынешним временам, — усмехнулся генерал, — это важнее, чем присвоение очередного звания.

— Что я должен для этого, генерал? — Аристархов подивился странности судьбы: отдавал жизнь, а ему взамен — германских марок до конца этой самой жизни.

— Да ничего особенного, — махнул рукой генерал. — Закинут груз, низенько так протянешь ночью над батюшкой-Рейном, через датскую границу, сядешь на НАТОвской базе под Оденсе. Люди встретят, разгрузят, а ты обратно. И все.

— И сколько? — серьезно уточнил Аристархов.

— Много, — трезво и строго, даже с каким-то неодобрением посмотрел на него генерал. — Ты себе и представить не можешь.

— Что за груз? — Это было невероятно, но Аристархов распознал в густом сумеречном воздухе абрис птицы, плавно сместил машину в сторону, так что не потревожил ни генерала в кресле, ни летящую своей дорогой птицу. — Сова, — сказал Аристархов.

— Зачем тебе знать? — спросил генерал. — Целку строишь?

— Интересно, — пожал плечами Аристархов.

— Да мне плевать, будешь ты знать или нет! — вдруг заорал, выпучив глаза, генерал. — Это не имеет никакого значения. Не ты, так другой полетит, отлично, мне еще и экономия! Пусть хоть все на свете знают, пусть в газетах напишут…

— В нашей военной точно не напишут, — зачем-то вставил Аристархов, вспомнив, как огорчился редактор, что не ему жить в каменном бюргерском особняке на берегу круглого озера.

— Дела идут так, — отчеканил, определенно кого-то передразнивая, генерал, — что наши прежние, сформированные в условиях тоталитаризма, представления о воинской службе и офицерской чести вступили в объективные противоречия с переживаемым Россией переходным периодом ее истории. Пара бочек новейшего ракетного топлива с космодрома в Плисецке, — закончил упавшим голосом. — Говорят, лучшее в мире, ни у кого такого нет. Собственно, товарищи из Минобороны уже запродали его американцам. Но товарищи из Западной группы войск проявили инициативу, свистнули пару бочек, чтобы толкнуть то ли немцам, то ли французам. Какая разница, кому давать, капитан?