Александр Сегень - Похоронный марш

Я очнулся с мокрым и холодным, как медуза, лицом на коленях — я сидел на ступеньке, окунув голову в колени и локти. Первое, что я ощутил, была сопричастность к озверелому стадному шабашу, во рту — смрад падали. Я нащупал в кармане расческу и решил, сделав из нее дымовуху, бросить в комнату шабаша. Дверь была заперта. Я позвонил. Мне открыл Максименко. В волосах у него торчало перо моего Роджера.

— Шурик, это ты? — сказал он. — А где все?

— Я не Шурик, я Мурик, — сказал я. — А что, никого нет?

Действительно, квартира оказалась пустая. Всюду царил такой хаос, будто линевский кот ободрал все своими когтями.

— Водочки бы, — сказал Максименко, — сколько можно эту газировку пить.

В руке у него была початая бутылка шампанского, порядочно отпив из нее, он протянув ее мне:

— На, похмелись.

Я взял, но пить не мог. Он закурил, усмехнулся:

— А у меня жена в роддоме. Позавчера парня родила. Витей назвала, в честь меня. А я начальникову Наталью в ту комнату уволок и обгулял. А потом начальник входит, по лысине вот такие вота пятна пляшут, ты, говорит, завтра же увольняйся, а то тебе плохо будет, а ты, Наталья, дрянь последняя, и ушел, а я заснул, а проснулся — никого нема. Наверное, все гулять ушли, черти.

Меня стало мутить, я вышел во двор, понюхал горлышко бутылки и швырнул недопитое шампанское в сугроб. Бутылка воткнулась горлышком, и из снега торчало:

Через несколько дней я узнал, что Максименко не уволился, и тогда его как-то вечером избили в Старопитейном переулке четверо каких-то здоровенных мужиков, и он все же уволился; а вскоре вслед за Максименко уволился и Линев. Его прижучили с какими-то махинациями — с какими-то пятью зарплатами, которые он получал за несуществующих дворников, подъездных швейцаров и котельщиков. Начальник подобру-поздорову отпустил его, видимо, получив за это некоторый куш. В конце марта рано-рано утром Линев погрузил в машину свой многочисленный скарб и исчез из нашего дома. Затем начальник вызвал меня к себе и предложил мне стать техником-смотрителем пятого участка. Я согласился поначалу, но на другой день передумал. Я уже не мог не быть дворником.

Вечером того дня, когда я отказался от должности техника-смотрителя, ко мне домой заглянул Архитектор.

— Привет, Леша, — сказал он. — Слушай, мы тут говорили с ребятами, и оказалось, что Линев не только у меня, а и у всех ребят нашей бригады взял для тебя по тридцать рублей. Итого, получается двести десять. У тебя совесть есть? Ведь мы же все не меньше твоего работали, скажи честно.

— Подожди, Сань, какие двести десять? Проходи, расскажи все по порядку.

— Да что уж тут рассказывать, — фыркнул Архитектор, но в квартиру вошел, сел на диване в моей комнате и все рассказал. Оказалось, что Линев сказал каждому из студентов, что пока они ходят в свои институты, я тут совершаю трудовой подвиг, собираю металлолом, макулатуру, расчищаю от мусора какие-то несуществующие территории, короче, тебе выписано 150 рублей, а человек за тебя вкалывал, с тебя причитается, ну сколько-сколько — тридцатничек, да и то мало, надо бы полсотню сбросить, но что делать, если ты нищета, черт знает, в каких шмотках ходишь и в дырявых сапогах. Так Линев взял по тридцати рублей с каждого из семи дворников нашей бригады, но каждый думал, что он один только отсчитал из своего кармана в мою пользу, а сказать друг другу они не решались, потому что Линев пригрозил — если кто узнает, можешь сразу же писать заявление и выметаться из квартиры.

Я усмехнулся:

— Слушай, Сань, ну и лопухи же вы! Неужели вы думаете, что я действительно делал что-нибудь кроме уборки своей территории?

— Ах вот как! — вспыхнул он. — Так вы с Линевым просто поделили эти денежки. Дерьмо ты собачье!

Он вскочил с дивана и пошел прочь. Я, оскорбленный, сидел и слушал его гневные шаги и треск захлопнувшейся за ним двери. При чем здесь я! Жалко денег, так не давали бы эти тридцатники!

— Я-то здесь при чем? — прозвучало в моей памяти. — Сам прыгнул! Не надо было самому прыгать, понял?

На другой день со мной никто не разговаривал. Утром они хмуро убрали территорию и разбрелись по своим институтам. Днем я написал каждому записку с просьбой зайти ко мне в 10 часов вечера. Записки я сунул всем в щель между косяком и дверью. Первым пришел Медик. Я усадил его в своей комнате и попросил подождать. Потом пришли Математик, Физик, Инженер и Ботаник.

— А где Сашки? — спросил я про Архитектора и Историка.

— Сашка Историк уехал к кому-то на день рождения, — сказал Медик.

— А Архитектор только что куда-то со своей Олей ушел, — сказал Ботаник.

Больше ждать не имело смысла. Я сказал ребятам, что мне срочно нужны были деньги, чтоб заказать надгробные плиты для могил брата и бабки, и я попросил у Линева в долг. Линев принес мне 210 рублей, которые я теперь наскреб. Я сказал ребятам, что не знал, где Линев раздобыл эти деньги, а теперь знаю и хочу вернуть. Я взял из отцовых полутора тысяч 210 рублей и роздал всем по тридцатнику. Тридцатку Историка я отдал Медику, чтоб он ему передал, а оставшиеся 30 рублей я вручил Ботанику:

— Отдай, пожалуйста, Сашке Архитектору.

— Пожа-аста! Пожа-аста! — сказал Роджер.

Потом мы узнали, что у Архитектора умерла мама, и пока он хоронил ее, мы убирали его территорию. Затем пришла весна, и мы все очень подружились. К лету Сашка Архитектор и его Оля развелись — он со своей женой, она со своим мужем, и в июле у них была свадьба. К тому времени я уже купил себе на 400 рублей из отцовых денег кинокамеру, экран и подержанный немецкий кинопроектор, и когда Архитектор женился на своей Оле, я снял об их свадьбе фильм.

Свадьба была совсем не шикарная, и шампанское не текло рекой, как на дне рождения Линева, но все мы — я и мои новые друзья были счастливы, видя, как счастливы жених и невеста.

В один какой-то миг застолья разговор зашел о Линеве. Медик сказал, что Линев вел нездоровый образ жизни — каждый день выпивал бутылку шампанского и съедал двух цыплят табака. Историк сказал, что Линев предлагал ему купить у него какую-то сомнительную ценность — священный свиток девятнадцатого века, а Мишка Инженер сказал, что Линев интересовался, нет ли у него знакомых, которые рублей за триста купили бы у него священный свиток, датированный 1903 годом. Физик вспомнил, как Линев однажды затащил его к себе и обыграл в кости на пять рублей, а Стасика Ботаника на такую же сумму в шахматы, да еще потом поил вместо чая простым кипятком, сетуя на то, что нет денег даже на чай.

Наконец, невеста сказала:

— Да наплюйте вы на него. Что помнить-то всяких линевых? Мало ли их еще встретится. Что ж, из-за каждого переживать?