Татьяна Краснова - Повиливая миром

На факультете шумно – у профессуры конференция.

Серьезные университетские люди с портфелями и бейджиками, заполошные организаторы, крепкий кофе и вайфай под лестницей.

И в воздухе веет Большой Наукой, и даже студент Хлястиков готов к пересдаче…

У него было полно времени, больше двух недель, и он выучил все-все по моему предмету, все-все…

– Весь английский? – испуганно уточняю я.

Веселое недоумение, смущенный смех, шуршание бумаг.

Пупсиков перепутал меня с преподавателем испанского, и, слава Богу, не английский, а испанский изучил нежный розовощекий Хлястиков в совершенстве и в двухнедельный срок, и не Шекспиру, а Сервантесу предстоит сальто в гробу…

Идите, Хлястиков, идите.

Черт с ним, с Сервантесом, он потерпит, ему, в принципе, все равно, вы только берегите себя, Хлястиков, вы только растите приличным человеком, вы только помните, что ваше профессия – вторая, а не первая древнейшая…

Лаборантка записывает, из учебной части диктуют расписание…

В четверг первая пара – в половине девятого.

А там еще один четверг, и еще, и еще, и затикает, и потечет, и отмерзнет, и липы выбросят клейкие листики, и заиндевелый Михайло Василич стряхнет с плеч снежные эполеты, и будет весна…

В принципе, я пессимист.

В светлое будущее я не верю, но то, что будет весна, – это я вам гарантирую.

Уже неплохо, правда?

Когда впервые возникла идея собрать эти разрозненные записочки в книжку, мои сетевые читатели (в основном – читательницы) просили меня написать про Гошу отдельную главу. Подумав, я решила так и поступить.

Думаю, вы легко угадаете, почему эту главу можно считать отдельной…

Итак, Гоша…

Друг Гоша.

Он появляется в моей жизни в очень напряженный момент.

У отца тяжелая онкология, все уже очень плохо, все рассыпается на части, а мне нужно провести в Москве давно намеченную стажировку для группы иногородних студентов. Почему-то изменяется время их прилета, и я в панике соображаю, что в два часа ночи в Шереметьево прибудут 12 человек, которых не на чем везти в город.

Моя Первая Любовь виртуозно решает проблему: «Записывай. Это номер моего бывшего тренера. Он давно ушел из бокса. Отличный мужик. Ну ты понимаешь. Звони, он все решит!»

Я понимаю. На дворе те самые «лихие девяностые». Малиновые пиджаки, «моторолы» размером с холодильник и люди, «давно ушедшие из бокса»…

Голос в трубке говорит мне: «Не кипеши, все будет. Я подъеду к полуночи, от подъезда позвоню!»

– В подъезде нет автомата, – пугаюсь я.

– Чего нету? А, это… Ничего. Автомат я с собой привезу…

У приехавшего сломанный боксерский нос, цепь на шее толщиной в палец и громадный джип, напоминающий катафалк.

– Как вас зовут? – запоздало интересуюсь я.

– Смотря куда, – звучит ответ. Я оцениваю филологическое чутье собеседника, он оценивает меня. Подумав, сообщает: – Зови Гошей. И вот это вот… На надо «на вы». А то как у прокурора…

Джип выползает из притихшего ночного двора.

– Ну, рассказывай, – приглашает Гоша.

– Что рассказывать? – удивляюсь я.

– Да что хочешь. Откуда ты взялась, например.

Думаю, мы становимся друзьями потому, что ни он, ни я до той поры не встречали в жизни ничего похожего друг на друга.

Какое-то время спустя он расскажет мне про детство в криминальном поселке под Москвой, про бокс, про спившуюся и погибшую мать. Я ему – про университет, Венецию, монастырь кармелиток, про своих студентов. Он будет слушать меня внимательно и недоверчиво, пытаясь примерить мою жизнь к своему опыту. Я довольно скоро пойму, что он очень неглупый человек с очень своеобразным чувством юмора и большим интересом к жизни.

– Что они все делают? – спрашивает Гоша про «людей моего круга».

– Они все очень много работают.

– Например?

– Ну, например… Например… Ну вот Ольга Сигизмундовна, – начинаю я рассказ про любимого университетского профессора. – Она изучает Византию.

– Что это такое?

Да, пример действительно неудачный, что и говорить.

– Как бы тебе объяснить, – мямлю я.

– Мне попроще.

– Ну, в общем, это империя.

– То есть, страна такая?

– Типа того…

– И где она находится?

– Видишь ли…Как бы уже нигде… Она как бы есть, но ее как бы нет.

– Не морочь мне голову. Страна либо есть, либо ее нет. Какая там столица?

– Константинополь, – вздыхаю я, предвидя дальнейшие неприятности.

– Что-то не припоминаю, – говорит Гоша.

– Это Стамбул.

– Что?

– Константинополь. Он как бы находится в Стамбуле.

– Вы все ненормальные? – ласково уточняет Гоша. – Я был в Стамбуле, там нет никакого Константинополя.

Я пускаюсь в рассказы про императора Юстиниана, про династию Комнинов, крестовые походы и прочую ерунду. Гоша слушает внимательно, хмыкает иронически и задает уточняющие вопросы. Потом интересуется:

– Хорошо, а зарплату твоей Сигизмундовне за это все где платят?

– В НИИ Искусствознания.

Не очень глубокая чаша Гошиного терпения переполнена.

– Такого места просто не может быть.

Ну, тут дело проще.

– Сворачивай! – командую я.

Через полчаса мы стоим в Козихинском переулке у известной вывески.

– Так что, все остальное тоже правда?! – изумляется Гоша.

Его жизнь с моей точки зрения устроена не менее причудливо.

Тем более, что на значительной ее части висит амбарный замок: «Этого тебе знать не нужно», – говорит Гоша. Не нужно мне знать подробностей его бизнеса. Впрочем, бизнес интересует меня мало. Человеческие отношения гораздо занятнее.

Гоша дарит мне цветы. Без повода. Очевидно, где-то в закромах коллективного бессознательного лежит этот постулат: бабе цветы, детям – мороженое. Против бессознательного так просто не попрешь…

Мы идем пить кофе. Гоша вручает мне букет. Нет, наверное, так: Букет. Или даже так: БУКЕТ. Кошмарное сооружение на каркасе с безумными розами и лилиями, прибитыми степлером к каким-то сучьям, вымазанным золотой краской.

– Не нравится? – спрашивает Гоша, оценив мое выражение лица.

– Это очень дорого, – аккуратно отвечаю я.

– И что?

– Когда в следующий раз решишь продемонстрировать мне свою платежеспособность, просто выложи кредитки на стол, я на них посмотрю, порадуюсь за тебя. Не надо для этого издеваться над растениями.

– Значит, не нравится?

– С ужасом думаю, как буду проталкивать его в мусоропровод, когда он завянет.

Гоша хмыкает, рассматривая букет. К столику подходит официантка.

– Это вам, Зинаида, – сообщает Гоша, сверившись с бейджиком на груди у девушки.