Стивен Кинг - Стивен Кинг идет в кино (сборник)

Он шел сквозь заросли кукурузы и думал, что еще никогда в жизни не испытывал такой пронзительной остроты ощущений. Солнце уже опускалось за горизонт. Минут через пятнадцать от красного круга осталась лишь половина. Что-то заставило Берта остановиться. Его обострившееся восприятие уловило какие-то изменения, они ему не понравились. Ощущение было… смутно тревожным, пугающим.

Берт прислушался. Кукуруза шелестела.

Да, он и до этого слышал ее тихий шелест, но только теперь до него дошло, в чем тут странность. Ветра не было. Как такое возможно?

Он настороженно осмотрелся, почти уверенный, что вот-вот из зеленых зарослей выскочат улыбающиеся мальчишки в черных квакерских пиджаках и с ножами в руках. Но его опасения оказались напрасными. Кукуруза по-прежнему шелестела. Звук доносился откуда-то слева.

Берт пошел в ту сторону. Ему уже не приходилось продираться сквозь заросли. Ряд, по которому он шел, вел его именно в том направлении, что было нужно. Потом ряд закончился. Закончился? Нет, просто вывел его на поляну. Шелест доносился оттуда.

Берт замер на месте. Ему вдруг стало страшно.

Запах кукурузы был настолько густым и насыщенным, что каждый вдох оставлял приторно-сладкий привкус. Кукуруза, нагретая солнцем, хранила тепло, накопившееся задень, и Берт только теперь осознал, что он весь мокрый от пота. И весь облеплен какими-то чешуйками и кукурузными рыльцами, тонкими, как паутинка. По идее сейчас по нему должны ползать десятки жучков-паучков… но они почему-то не ползали.

Он стоял неподвижно, глядя на эту поляну. Большой круг голой земли.

Здесь не было ни комаров, ни мух, ни мелкой мошкары – всех этих летучих букашек, которые так донимали их с Вики, когда Берт еще только обхаживал свою будущую жену и возил ее в кинотеатр на открытом воздухе. Они называли их «киномошки», вспомнил он с неожиданной ностальгической грустью. Ворон, кстати, тоже не было видно. Как-то странно… кукурузное поле – и без ворон!

В угасающем свете дня Берт внимательнее присмотрелся к ближайшим к нему кукурузным стеблям. Каждый лист, каждый стебель – все безупречно, без единого изъяна. Но так не бывает. Ни одного бурого пятнышка. Ни одного рваного или сухого листочка, никаких гусениц и личинок, ни одной червоточинки, ни одного…

Берт удивленно нахмурился.

Господи, ни одного сорняка!

Ни единого. Только ровные ряды кукурузных стеблей, растущие на расстоянии в полтора фута один от другого. Ни лопухов, ни полыни, ни лаконоса, ни пырея, ни осота – ничего.

Берт поднял глаза. Солнце уже почти село. Облака плыли низко над горизонтом. Золотое свечение под ними бледнело, окрашиваясь розовым и блекло-желтым. Уже скоро стемнеет.

И пока не стемнело, надо выйти на эту поляну и посмотреть, что там такое, – ведь так все и было задумано, да? Все это время, пока Берт мчался по полю в полной уверенности, что выбирается к шоссе, его вели к этому месту.

Обмирая от страха, он дошел до конца ряда и встал на самом краю поляны. Хотя день уже угасал, света было достаточно, так что Берт все увидел. Он не смог закричать. Из легких как будто выкачали весь воздух. Ему вдруг стало трудно дышать. Он прошел чуть вперед на негнущихся, деревянных ногах. Он смотрел и не верил своим глазам.

– Вики, – прошептал он. – О Господи, Вики…

Это было так страшно. Ее распяли на грубо сбитом кресте, прикрутив руки и ноги колючей проволокой, что продается по семьдесят центов за ярд в любой скобяной лавке штата Небраска. Ей вырвали глаза, а глазницы набили кукурузными рыльцами. Рот, раскрытый в беззвучном крике, заткнули зелеными обертками кукурузных початков.

На другом кресте, слева от Вики, висел скелет в полусгнившем стихаре. Казалось, скелет ухмылялся. Его пустые глазницы чуть ли не весело смотрели на Берта, как будто бывший служитель баптистской церкви Благодати пытался сказать: «Это не так уж и плохо, когда маленькие дьяволята-язычники приносят тебя в жертву на кукурузном поле; это не так уж и плохо, когда тебе вырывают глаза по Моисеевым законам; это не так уж и плохо, когда…» Слева от скелета в стихаре был еще один – в синем форменном кителе и надвинутой на глаза фуражке с зеленой кокардой: «Начальник полиции».

А потом Берт услышал шаги: не детей, а кого-то другого – кого-то огромного, кто пробирался по полю и уже приближался к поляне. Это были не дети, нет. Они никогда бы не осмелились войти в кукурузные заросли ночью. Это было священное место, место Того, Кто Проходит в Полях.

Берт развернулся, хотел бежать, но прохода, что вывел его на поляну, уже не было. Ряды кукурузы сомкнулись. Все ряды, все до единого. А тот, другой – он приближался. Берт слышал, как он пробирается сквозь плотные заросли кукурузы. Слышал его дыхание. Берт застыл в странном оцепенении, охваченный экстатическим первобытным ужасом. Шаги были уже совсем близко. Кукуруза на дальней стороне поляны внезапно потемнела, словно ее накрыла гигантская тень.

Он пришел.

Тот, Кто Проходит в Полях.

Вот он уже выбирается на поляну. Берт увидел нечто огромное, закрывшее собой полнеба… нечто зеленое, с красными горящими глазами, каждый – размером с футбольный мяч.

От него пахло, как пахнет от сухих кукурузных оберток, много лет пролежавших в каком-нибудь темном амбаре.

Берт закричал. Но кричал он недолго.

А чуть погодя в небе взошла полная луна, набухшая оранжевым светом.

В полдень дети кукурузы собрались на круглой поляне, где к двум распятым скелетам теперь прибавились еще два тела, которые пока не превратились в скелеты, но потом превратятся. Со временем. Ибо здесь, в самом сердце Небраски, посреди кукурузных полей, времени было в избытке. Здесь не было ничего, кроме времени.

– Слушайте все! Был мне сон нынче ночью. Явился Господь предо мной и со мной говорил.

Все повернулись к Исааку и замерли в благоговейном страхе. Все до единого, даже Малахия. Исааку было всего девять лет, но он стал Пророком еще в прошлом году, когда кукуруза забрала Давида. Давиду исполнилось девятнадцать, и в свой день рождения он ушел в кукурузу, как только вечерние сумерки спустились на летнее поле.

Лицо маленького Исаака было насупленным и серьезным. Он продолжал:

– Во сне Господь явился мне тенью, что проходит в полях, и обратился ко мне с наставлением, как Он обращался когда-то к нашим старшим братьям. Он весьма недоволен последней жертвой.

Они затаили дыхание, испуганно глядя на зеленые стебли, что окружали поляну сплошной стеной.

– И сказал Господь: «Разве я не дал вам места для жертвенного заклания, дабы вы там оставляли свои приношения? Разве я не даровал вам свою благодать? Но сей человек совершил святотатство в моих пределах, и я самолично принес его в жертву. Как полицейского, как подложного священника, которые тоже пытались сбежать».