Анатолий Салуцкий - Немой набат

— Погоди, Лидуша, — мягко остановил жену профессор. — Да, у меня есть некие соображения относительно устройства российской жизни. Но я — подданный его величества научного знания, которому служу верой, правдой и с наслаждением. А политические аспекты вынужден учитывать, ибо труды мои, о которых говорить не вправе, неотделимы от судеб Отечества. Но я, как сказано, в общественном смысле бесприютен и одинок. Ни площадки нет, где высказать мнение, ни времени для отвлеченных от науки дебатов. Варюсь в собственном соку и супругу своими измышлениями истязаю.

— Боже мой! — воскликнула Лидия Петровна. — Вы представить не можете, каким он был в перестройку, еще эмэнэсом. Горел! В политику навострился. Где-то рядом со Станкевичем суетился. Сколько нервов пришлось положить, чтобы убедить: для науки он создан! Теперь-то — член-кор, ордена, премии. А на этого жалкого Станкевича смотреть тошно.

— Значит, к вам надо обращаться «академик»?

— Нет, нет. Во-первых, только членкор, а во-вторых, профессорское звание в русском обиходе как-то уютнее, теплее, что ли.

До Виктора начало доходить, что он случайно напал на золотую жилу: беседы с профессором могут обогатить его представления об историческом движении России, его понимание текущих перемен. А Михаил Сергеевич, словно угадав его мысли, счел нужным пояснить:

— Но научное мышление, даже при наличии цифровой гигиены, обладает и плюсами, и минусами. Оно берет предмет целиком, а дьявол, как известно, прячется в деталях. Причем среди деталей, по моему разумению, не последнюю роль играет клановость элиты, степень ее размежевания. Потому, молодой человек, мои суждения не исключают правки.

Донцов только рукой махнул, вернулся к прежней теме:

— Что вы, Михал Сергеич! Вас слушать очень интересно. Так что же делать-то?

— Есть научный анекдот. Профессор спросил на экзамене студента: «Что такое электричество?» Тот отвечает: «С утра назубок знал, а сейчас, как назло, забыл». Профессор и говорит: «Ай-яй-яй, какая беда! На белом свете только один человек знает, что такое электричество, да и он позабыл».

Все заулыбались.

— Разве я могу сказать, что делать? Такие ответы ищут сообща. Научное знание помогает методически. Вот мы говорили о нарастании противоречий, а ныне как раз завершается очередной цикл. Напряжение в обществе растет, момент исторический: президент объявил о прорыве в завтра. А как именно? Каким курсом? План рывка обдуман в узком кругу, и где гарантия от ошибки? Я бы на месте Владимира Владимировича не спешил. По столетней русской традиции, собрал бы Историческое собрание — по типу Конституционного, но без полномочий. Многодневное, под председательством самого президента, с участием бизнеса, политиков, ученых разного профиля. Чтобы выявить разногласия и схождения, умерить интеллектуальный разброд. — Профессор вдруг оживился. — А вы заметили, судьбоносное решение — прорыв в завтра! — приняли келейно? Уж не по сговору ли элит? Царь-батюшка для решения сверхзадач учреждал совещания под председательством Витте. Историческое собрание всколыхнуло бы страну, открыло новую эпоху развития, предложив конкретные действия — от «надо» и «мы должны» все устали. А у нас тон задает эпатажный креаклиат, нет механизма осмысления недавнего прошлого. Живем по принципу: «Ты намедни, а я давеча». Или наоборот. Как без оценки пройденного приступать к следующему этапу? Стихия неопределенности, непредсказуемости нарастает. Вместо рывка можно в стагнацию угодить. Меня знаете какой образ периодически преследует? На палубе «Титаника» все еще играет оркестр, танцуют пары, а столкновение с айсбергом уже неизбежно. И некоторые, между прочим, начинают занимать места в шлюпках.

Внезапно умолк, словно остановил бег мыслей, и через несколько секунд сказал:

— Ну, вы понимаете, это рабочая гипотеза. Ее надо додумать. Возможно, в виртуальном сегменте общества покрутить, с фейсбучным народом посоветоваться. Может быть, не Историческое, а Экономическое. Кстати, в пятьдесят первом году Сталин созвал большое, на месяц, Экономическое совещание. Рассказывают, открывая его, Жданов мрачно пошутил: «Говорите начистоту. Сажать не будем». Тогда даже о рынке речь шла. Но сегодня выяснилось, что эпоха демократии не время для дискуссий. Говорить можно что угодно. Однако на Гайдаровском форуме Глазьеву выступить не дают, а на Московском экономическом, где Глазьев, ни одного министра, ни единого гайдаровца. Разные точки зрения не соприкасаются, обмен мнениями отсутствует, содержательный диалог невозможен. У Пушкина это звучит так: «Для истины глухи и равнодушны». Как изъясняется интернетная публика, нет сети. Опасно! Имитация демократии угрожает возникновением мощного лобби на государственном уровне и ростом не экономики, а дутых макроэкономических показателей. В итоге — низкое качество государственного управления.

— Статистическую службу неспроста упрятали в министерство, лишили самостоятельности, — пояснила Лидия Петровна.

— А в итоге у России нет проекта развития, — подвел итог профессор. — Объявленный рывок не подкреплен конкретным планом действий, заменен стандартным джентльменским набором благих потребностей и пожеланий с громким названием «указ». У Нассима Талеба — помните его «черных лебедей»? — это называется потерей контакта с реальностью. — Грустно вздохнул. — Эх, щи-борщи!

Донцов, не привыкший к такому уровню мышления, тем не менее отлично понял, о каком лобби деликатно, на политкорректном новоязе упомянул Михаил Сергеевич. А тот по-мальчишески взъерошил остатки волос на затылке, видимо, прикидывая, до какой степени откровенности можно беседовать с этим случайным знакомым. Взмахнул рукой и рубанул:

— Не вошел бы Путин в историю как президент проектов. Главнокомандующий в армии стал главноуговаривающим во внутренней жизни страны. Забор мощного либерально-прозападного лобби уже выше кремлевской колокольни.

«Будет, будет что обдумать, — думал Донцов. — А сейчас надо ловить момент и слушать, слушать этого мудрого человека, который не жонглирует фактами, охватывая ситуацию в целом, обнажая ядро проблемы. Но кое-что необходимо уточнить немедленно».

Спросил:

— Что вы подразумеваете под проектом развития?

Профессор снова начал издалека:

— Наш паровоз катит по одной колее, главное — рост ВВП и жизненного уровня, хотя на деле получается синусоида. Мелькнула было крупная, понятная народу идея удвоения ВВП, но ее бросили, а взамен ничего не дали. Раньше-то хоть была «Пятилетка в четыре года!». В Кремле не осознают, что сегодня речь идет о вызове поколений. Как на него ответить? Двигаться все труднее, а мы жмем и жмем по прежней колее, пока котел не взорвется либо не упремся в глухую преграду. Не только о теории государства забыли, заменив ее предвыборными технологиями, но и круговорот народной жизни, если не считать крымской эпопеи, сделали до скуки однообразным: весной — паводки, летом — пожары, зимой — заносы. Забыли, что перед народом надо ставить духоподъемные цели, верхам и не до великих целей, и не до народа, своими делами заняты. Вот Китай. Дэн Сяопин призвал обогащаться: кошка ловит мышей! И народ понял, что надо делать, вырвался из нищеты. Си Цзиньпин выдвигает следующую задачу: великое национальное возрождение! И встает во главе мощной группировки «возрожденцев». Это проекты развития! А на какую управленческую силу опирается Путин в идее исторического рывка? На обступившую его сплоченную группу прозападных элитариев, доминирующих в экономической, общественной и культурной жизни? Возможно, у этой группы есть потаенное видение будущего России. Но у народа такого видения нет, как нет и предчувствия новой эпохи. Для рывка нужна, говоря словами Мандельштама, «стая пламенных лет». Однако этот образ заимствован из Апокалипсиса, и кто знает, чем он обернется? Возвращаясь к прежней мысли, скажу: неустойчивое настает время, особенно в углах жизни. Более того, нас постепенно овертонят, приучая к восприятию чуждого цивилизационного комфорта. Если вдуматься, над этим с наемным восторгом трудятся нынешние политтехнологи, не осознавая своей роли, по сути, заменив астрологов и шаманов.