Анатолий Салуцкий - Немой набат

Спросил у Синицына:

— Вечером занят?

Тот неопределенно пожал плечами. Ясное дело, провинциалу, часто наезжающему в столицу, всегда есть чем занять досуг.

— Сегодня у одного из думцев юбилей. Поедем, тебе будет интересно.

Когда вышли из «Экспоцентра», где гулял форум, на улице вдруг потемнело. Оглянуться не успели — налетел страшный, как потом выяснилось, исторической силы грозовой шторм, каких, по уверению синоптиков, не случалось в Москве полтораста лет. Черная туча зашла ниже высоток Сити, хляби небесные разверзлись. Это было жуткое зрелище, апокалипсис, ужас непроизносимый. Как писал классик, пожар во время маскарада. Ветер в клочья рвал нарядные флаги и перетяжки, валил бигборды, ливнёвки не справлялись с потоками воды, она по щиколотку затопила площадку между выставочными павильонами. Но самое гнетущее — эта жуткая иссиня-черная туча, низко, ниже небоскребов-тучерезов, висевшая над городом. Она пугала не только мраком, наступившим средь бела дня, но и своей небывалостью, невиданностью. Такие грозные, незаурядные, памятные взрывы стихии, да вдобавок внезапные, словно ниспосланные за какую-то провинность, с библейских времен рождали страх, трепет и дурные предчувствия, считались худым знамением.

Прячась от непогоды за распашной стеклянной дверью, ожидая, когда подъедет поближе машина, Добычин с тоской вспоминал уральские сказы Синицына. Очень уж плотно, впритирку ложились они на его умозрения, его восприятие происходящего, красочно дополняя панораму федеральных непоняток. Азоту много — овощ идет в ботву. И под влиянием бушующей стихии, созвучной мятущемуся настроению, само собой всплывало в сознании старое, ветхозаветное «Вихри враждебные веют над нами».

Шестидесятилетний юбилей Юрий Силантьев, отбывавший в Думе уже третий срок, отмечал с размахом, арендовав дом приемов — сразу за третьим кольцом, перед Мосфильмовской. Там все наилучшим образом устроено для торжественных церемоний калибра «люкс». Овальный зал ожиданий, где предлагали аперитив и где можно сплотиться небольшими компашками за уютными столиками с мягкими креслами, парадный зал на втором этаже с красивыми обористыми занавесями и круглыми столами с поименной схемой рассадки. Славился дом приемов и знатной кухней, готовой выполнить любые запросы заказчика. А около здания обустроили обширную парковку.

Считалось, что на категорию «экстра» это заведение не тянет, ибо находится в людном районе города: воротилы жизни предпочитают для «сходок» более укромные места, вроде «Барвихи Лакшери», где, как говорится, копейку алтынными гвоздями приколачивают. Однако «люкс» привлекателен с точки зрения комфорта и удобен по диспозиции — здесь собирались люди, дорожившие временем.

Съезд гостей в семь, и это означало, что торжество начнется не раньше восьми. Такие посиделки — не ресторанные, а в «спецприемнике», как называли гостевой дом, — ценились не антуражем, не хлебосольными изысками, а тем, что сочетали застолье с кулуарными переговорами, позволяли толкаться в своей среде, знакомиться с нужными людьми. А еще служили отдушиной для прибагряненных, зачастую увядающих депутатских спутниц жизни.

После первых тостов быстро сбивались группки по интересам, и гости, сидевшие за разными столами, перемигнувшись в переносном и буквальном смысле, по двое, по трое, нередко и небольшими компашками спускались в нижний зал, где, накатив по рюмке вискаря или «Хеннесси», в разогретом, однако вполне мыслеспособном состоянии вели доверительные беседы. Для того и нужны эти широкие людные «масленицы», чтобы в неофициальной обстановке откровенничать, сказать от души о наболевшем, кое-что согласовать, кое о чем договориться.

Добычин с Синицыным спустились вниз, чтобы продолжить дневной разговор, но волею обстоятельств попали в узкий кружок политического и делового бомонда, где тон задавал Георгий Лесняк, известный в Думе вольнодумством — разумеется, в пределах допустимого. На сей раз он горячился по модной теме — относительно образа будущего.

— Да пойми, Власыч, — тормошил он за локоть приятеля. — Образ будущего — это тебе не фантазийные русофильские сказания о запуске русского реактора. Говорим «будущее», а в башке колотится самое что ни на есть сегодня — президентская предвыборная программа. Что Путин предъявит народу, чем окрылит на грядущие шесть лет? Да чтоб поверили, чтоб вдохновились! Чтоб стать ему полпредом от «завтра».

— Постановка вопроса некорректная, — упрямился Власыч. — Понятие «образ будущего» сбивает с толку. О каком будущем говорить, если министры публично определились: один говорит, что до тридцатого года реальные пенсии расти не будут, другой обещает рост ВВП не выше двух процентов. Таких министров надо взашей, а коли их не гонят да окорот им не дают, выходит, опровергать боятся. Вон Глазьев что-то вякнул, так пресс-секретарь президента его с ходу осадил.

— Ну, прав ты, прав про этих министров, которые пиарятся ежедень дурацкими прогнозами, пророчат злые завтра. Дебилярий! Но суть в другом, помилуй мя, ты в нее не въезжаешь. «Что обещать народу?» — вот в чем вопрос. Это посильнее, чем «быть или не быть?». Дальнейший рост жизненного уровня? А, Льняной? Ты же у нас стратег.

Добычин криво усмехнулся, ничего не ответил. И так все ясно.

Но Лесняк не унимался:

— Кремлевская команда с ног сбилась в поисках образа будущего. Хотя бы чернового наброска. В Интернете хайп, лютый бардак.

Добычин встрепенулся:

— Как ты сказал? Кремлевская команда?

— Тебе будто невдомек, что там мозговой центр.

— Я не о том. Применительно к президенту слово «команда» давненько не звучит. У президента теперь «окружение».

Лесняк уставился на Добычина, почуяв намек на серьезную правду, но не в силах распознать ее.

— Как говорится, шалом, православные! Ну-ка, ну-ка, подробнее.

— Команда единомышленников была у Путина вначале, — питерцы. Помнишь, как их в либеральной ступе толкли? В порошок терли. А теперь в Кремле — окружение. И кто побожится, что у этих «окружающих» не разновекторные интересы? Как говорят в таких деликатных случаях, истина конкретна.

Но тут в разговор отважно вступил Синицын:

— А у нас считают, что Путина уже приватизировали. Либералы.

После паузы Лесняк спросил:

— У кого «у нас»?

— На Южном Урале.

— Хочу представить единоземца, — пояснил Добычин. — Георгий Синицын, управляющий крупным региональным оператором связи. Где родился, там и пригодился. Всю жизнь варится в местных раскладах. Глас народа.

— Народ вот-вот начнет праздновать победу над самим собой, — расхрабрился Синицын.

— Да-а, любопытно, — неопределенно протянул Власыч, чувствуя, что негабаритные речи этого провинциала, который жжет без стеснений и оглядок, не вписываются в умозрения думской тусовки. И хотя в мозгу Донцова чесались вопросы по поводу столь неожиданно трактуемой «приватизации президента», расчехляться не хотелось, не тот случай.