Михаил Попов - На кресах всходних

— «И все ели одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие: ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос. Но не о многих из них благоволил Бог, ибо поражены они были в пустыне. А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы».

— Гони, Тараска, братка, гони!

Мирон и Янина замерли у двери, возбужденно дыша. Они совсем уже было собрались войти, но остановил какой-то гул, идущий изнутри.

— «Не станем блудодействовать, как некоторые из них блудодействовали, и в один день погибло их двадцать три тысячи. Не станем искушать Христа, как некоторые из них искушали и погибли от змей».

Мирон невольно поглядел под ноги и шепнул:

— Пошли.

Они двинулись, так и не разняв рук, внутрь, и им тоже открылась возвышенная мерзость старинного запустения и вдалеке, но на бледном свету — большая, согбенная над подставкой фигура, вцепившаяся руками в края распахнутой книги.

— Пошли, — еще тише прошептал Мирон, и они двинулись медленно вперед, словно боясь отвлечь читающего от его чтения, которое становилось все громогласнее.

— «Не ропщите, как некоторые из них роптали и погибли от истребителя…»

Отец Иона вдруг замер.

Мирон и Янина стояли прямо перед ним, но он, даже оторвав взгляд от страницы, их не видел. Он опустил медленно голову и прошептал одно длинное слово, и слово это было «истребитель».

Вслед за этим старик начал медленно садиться, неловко удерживаясь руками за книгу и подставку, наклонявшуюся на него. Беззвучно осел на широкий свой зад, а потом и полностью отвалился, отпустив опору. И вот уже лежит на спине, выставив вверх бороду, а книга домиком располагается у него на груди.

Мирон и Янина смотрели на него, не в силах что-нибудь понять.

Так прошла минута, может, две, может, три.

Наконец сзади треснула, отваливаясь напрочь, дверь, и в церковь вместе с клубами внешнего свежего воздуха ворвался Витольд Ромуальдович. За ним брат с кнутом. Оценить увиденное и разобраться во всем с одного маха было бы мудрено, но Витольд понял главное — ничего еще не успело случиться. Это видно по тому, как они стоят. А еще виднее по тому, как лежит поп. Витольд мощно и уверенно подошел к паре, взял дочь за руку и, не говоря ни слова, повел вон. Она не сопротивлялась, хоть такая покорность и не в ее характере, но в сегодняшнее волшебное утро она приняла на себя правило подчиняться и теперь следовала ему также без внутреннего отчета, что происходит.

Мирон переводил взгляд с лежащего священника на умыкаемую Янину и тоже был вроде как парализован.

Полнейшей, нелепой тишиной все и кончилось. Только паутины над головами колыхались от редкого в этих местах ветра.

Коляска с Витольдом выезжала из, можно сказать, пустой деревни, только редкие коровы шли навстречу, но стоило стаду пройти, как на улицы повысыпало. Мужики в большом количестве сошлись у «учительского дома», бабы у колодца. Мужики поглядывали в сторону моста и виднеющейся на всхолмии над рекой кузни, откуда доносились звуки работы непрерывного Повха. Бабы поглядывали больше в сторону двора Порхневичей. Гражина не показывалась, девкам-батрачкам тоже велено было не высовываться.

Вышла в калитку Станислава, но и то лишь затем, чтобы продемонстрировать, насколько ей наплевать на всеобщее возбуждение. Села на скамью у ворот, где в свое время мостилось семейство просительных Лелевичей, держа на коленях большой подсолнух, выковыривала пустые семечки, далеко отплевывала шелуху.

К ней подсесть с вопросами никто не решился, даже взрослые бабы, знали уже Станиславу: отбреет — не зарадуешься.

Так продолжалось с час.

Потом со стороны кузни донеслись новые звуки, не кузнечного производства.

Мужики сбежали с крыльца и уставились в ту сторону, жуя цигарки и держась за козырьки кепок, кто был в кепке.

Старый Иван Цыдик, Витольдов однолеток, первым догадался, что сейчас явится глазам общества:

— Мотоцикл.

— Немцы, — солидно подтвердил Гордиевский, тоже Иван и тоже ровесник старшего Порхневича.

— К нам? — почему-то очень сильно забеспокоился дядя Саша Саванец и вместе с ним Крот, Ёрш и оба бывших тут Михальчика.

И в тот же момент показалась всем своим видом зеленая немецкая тарахтящая техника с двумя седоками. Один за рулем, другой в коляске.

Миновали кузню, даже Повх в честь такого события попридержал молоток и показался в дверях.

Мотоцикл не столько медленно, сколько неторопливо, словно заботясь о солидности производимого впечатления, скатывался по наезженному проселку к мосту. Вступил колесами на мост, проверяя его прочность.

Самый зоркий, Анатоль, быстрее всех определил:

— Скиндер.

Мотоцикл на секунду скрылся из виду, съехал на мост и показался снова — уже на этой стороне, и все в один ум подумали: Скиндер. Конечно, другой, стриженый, как артист, в пилотке, мундире, в петлицах и с незнакомым выражением лица, но в общем-то знакомый парень. Жабковский-старший засуетился, бросил цигарку, сапогом стал вбивать окурок в землю, тронулся было к воротам своего дома. Как-никак внук приехал! Но не пришлось ему.

Мотоцикл проследовал мимо поворота ко двору Жабковских, где единокровная сестра немецкого ефрейтора Моника сидела на перевернутом корыте и заплетала косу, а старуха Жабковская застыла, прижав фартук ко рту.

Ефрейтор даже не повернул головы в сторону своего родимого двора. Такой же, можно сказать, торжественной тишиной приветствовали вступление немецкой власти в Порхневичи и колодезные бабы. Только неловкая Манька Ершиха, дернув ногой, опрокинула полное ведро, отчего вслед мотоциклу протянулось мокрое пятно.

Станислава тоже заметила военный транспорт, но, поскольку не знала, как себя тут следует вести, решила не вести себя никак, даже грызть семечки не перестала.

Подкатив к воротам Порхневичей, мотоцикл развернулся, Скиндер встал из люльки, сверкнув голенищами сапог, и поинтересовался, как бы ему поговорить сейчас с Витольдом Ромуальдовичем.

Станислава не посмела встать и сидя помотала головой.

— Где же он?

Она показала подсолнухом в сторону реки.

— Где?

Более точного ответа не добившись, Скиндер снова погрузился в люльку и что-то шепнул водителю, так и не снявшему с лица больших очков, отчего в его облике был сильный технический оттенок.

С коляской Витольда и Тараса немцы столкнулись у моста. Коляска стояла за рекой, мотоцикл остался по эту сторону. Скиндер снова вышел и двинулся на мост. Витольд спрыгнул и пошел навстречу. Сошлись на середине. Скиндер вел себя странно, он только раз глянул на Витольда Ромуальдовича, а в основном поглядывал на то, что было поинтереснее, — на Янину в немыслимом облачении и совершенно забитом виде, она прижалась к боку своего дядьки, Тарас обнимал ее, как спасенную из какого-нибудь горнила.