Анна Козлова - Рюрик

Мы с вами в курсе, что это называется коротким замыканием, и, поверьте мне, оно случится, но не Светке суждено заземлить этого мужчину, как бы ей этого ни хотелось.

Пусть Светка жмурится на лежаке, пусть Марта злится на неподатливый аквабайк, мы с вами лучше посмотрим, кто это пробирается между зонтиками и шезлонгами по пляжу Эшпинью?

Да-да, я имею в виду именно эту женщину в черном купальнике, за тридцать, которая нарочно медленно, словно издеваясь над остальными людьми, что отчаянно, до паники, стыдятся лишнего веса, идет к океану. Ее полные бедра, не прикрытые ни полотенцем, ни парео, вызывающе покачиваются, подрагивает в такт им большой мягкий живот. Дойдя до самой кромки воды, она останавливается и некоторое время наблюдает за возней у аквабайка. С ее губ не сходит добродушная улыбка, но в глазах живет тот особенный страх, что часто становится почвой для отличного чувства юмора.

— Простите, пожалуйста! — говорит она негромко, но Олег мгновенно оборачивается.

Марта тоже оборачивается. Она видит лишь тетку с целлюлитом.

А что видит Олег?

— Я слышу, вы говорите по-русски, это очень приятно, — продолжает женщина светским, благожелательным тоном.

— Взаимно! — Олег широко улыбается.

Марта, отдавая дань вежливости, машет женщине рукой. Она прекрасно знает, что интерес для отца представляют девушки до двадцати пяти, ростом под два метра, с большими сиськами и не сильно богатым словарным запасом, поэтому не ждет от этой беседы ничего судьбоносного.

— У меня есть мальчик десяти лет, с довольно омерзительным характером, — говорит женщина, — он просто затрахал нас с его отцом этими аквабайками, но кататься с ним мы совершенно не хотим, а доверить его инструкторам как-то боимся… Сами понимаете, наш мальчик им не очень интересен, им бы снять какую-нибудь голодную женщину, все равно какого возраста.

Она улыбается и почему-то смотрит на Светку. Она не может знать, что Светка — няня Марты и без пяти минут спутница жизни Олега, а не просто русская равнинная шлюха, но откуда-то она это знает. И то, как безошибочно эта женщина маркирует непредсказуемые явления действительности, заставляет Олега рассмеяться. Он вряд ли понимает, почему ему вдруг стало так радостно на пляже Эшпинью, в две тысячи одиннадцатом году, но эта радость была ему обещана первым взглядом, который он бросил через плечо, услышав «простите, пожалуйста». Так радуются, вернувшись домой после долгого отсутствия, так радуются, услышав в чужой стране родной язык.

— Я Ира, — сказала женщина.

— Олег. Очень приятно!

Через пятнадцать минут они все уже сидели за столиком в кафе — Марта, Олег, Светка, Ира, ее муж Саша Гурвич и их сын Яша.

Формальным поводом для знакомства послужило согласие Олега научить Яшу управлять аквабайком. По лицу Яши трудно было предположить, что это и есть его мечта. Впрочем, как только принесли белое вино со льдом, о Яше и Марте забыли. Олег, как всегда, завладел всеобщим вниманием и делился довольно остроумными наблюдениями относительно национального характера португальцев.

Много о них, правда, не скажешь, да и большого интереса для компании португальцы не представляли. И Олег оседлал своего верного коня, не раз и не два выносившего его из битв прямо в альковы размякших женщин. Заявил, что аквабайк — это детская забава, курортная глупость, и если Яше действительно нравятся мотоциклы, то надо поехать в горы и поучиться мотокроссу. Никто толком не знал, что такое мотокросс, но от этого слова прямо-таки несло кислым потом и кровью из расквашенного носа.

— Мотокросс! — мечтательно повторила Ира.

— Я не хочу в горы, — буркнул Яша.

— Милый, — сказала Ира, прикуривая сигарету, — ты сюда приехал, чтобы отдыхать и наслаждаться жизнью. Так наслаждайся, будь добр.

Яша злобно фыркнул, но возражать не решился. Время от времени он посматривал на Марту, но явно стеснялся заговорить с ней при всех. Марта в свои десять была куда лучше Яши подкована в искусстве клянчить — она спрыгнула со стула, подошла к отцу и обняла его за шею.

— Что, котик? — спросил Олег, не глядя на нее.

— Можно мы пойдем немного погуляем? — Марта посмотрела на Яшу.

— Конечно.

— Только с пляжа ни шагу! — Светка воспользовалась шансом указать, что не зря спит в хозяйской постели.

Но Марта не торопилась уходить, даже получив разрешение. И когда отец все же повернулся к ней, сказала:

— Вдруг захочется пить, а денег нет!

Полученные десять евро Марта засунула в трусы. Их с Яшей путь лежал в ларек около центра водных развлечений, где Яша намеревался купить пива.

— Ты сможешь по-английски сказать, что это для родителей? — спросил он.

— It’s not for us, it’s for our parents , — подтвердила свою компетентность Марта.

С пивом никаких проблем не возникло. Португальскому глухому старику, торгующему в пляжном ларьке, была совершенно безразлична дальнейшая судьба отпускаемого им товара.

Яша и Марта сели в тени платана, Яша потянул за колечко, и банка «бекса», чмокнув, выпустила пену.

— Во сколько твоя мама тебя родила? — спросил Яша.

К этому вопросу Марта была готова.

— Света не моя мама.

— Да?

— Моя мама умерла. А Света — это няня.

Яша несколько секунд молчал.

— Хреново, — наконец сказал он.

— Наверное, хреново, если ты знаешь свою маму, — эту фразу Марта повторяла уже по меньшей мере восемь лет своей жизни — по сути, с тех пор, как научилась говорить, — но когда ты ее не помнишь, это не так страшно.

Если уж совсем честно, то восемь лет своей жизни Марта повторяла то, что когда-то сказал ей отец. В раннем детстве она приставала к нему с вопросами о маме и не могла не заметить, что эти вопросы портят ему настроение. А поскольку, как я вам уже намекала, Марта всегда была умной и сообразительной девочкой, она не могла не видеть противоречий в словах отца.

Иногда мама умирала в автокатастрофе, но на элементарный вопрос, куда она ехала и какого цвета была машина, отец почему-то не мог ответить. После парочки порций односолодового виски он вообще мог сказать, что машину вела не мама, а водитель, потому что это было такси. Иногда мама стояла на остановке, в которую врезался самосвал. Иногда перебегала дорогу в неположенном месте.

В райском саду их нежной дружбы мама была пятачком земли у забора, где никогда ничего не росло. Похоже, отец надеялся, что пятачок так и останется пятачком, что однажды на нем можно будет поставить садового гнома (пошловато, но все же традиция) или красивый скворечник. Но вышло не так, как он ожидал, — вирус садового бесплодия, зараза под названием «мама», неумолимо расползался. Пока Марте всего десять, она сидит со своим новым другом на пляже Эшпинью, и мертвая мама внутри нее еще только начинает наступление на жизнь.