Татьяна Булатова - Большое сердце маленькой женщины

«Прислушайся, Алла», – мысленно уговаривала себя Реплянко, лихорадочно перебирая в уме тех, кто мог бы ее заменить. Не найдя таковых, она безрезультатно метнулась к расписанию, а потом сразу же к руководству, после чего молниеносно покинула училище и уже в два часа дня пересекла порог собственной квартиры. На первый взгляд все было как обычно. Поэт работал, Марина вернулась из школы, Лялька мирно истекала соплями. Успокоившись, Алла Викторовна зашла в кабинет мужа.

– О! – удивился поэт. – Ты откуда?

– Соскучилась, – прильнула она к нему.

– Что-то на тебя не похоже! – Поэт явно кокетничал и, судя по всему, от работы отрываться не собирался.

– Ты просто меня не знаешь, Андрюшенька, – пробормотала Алла и устроилась на диване: – Я у тебя полежу?

– Только молча, – предупредил поэт, мечтая о том, чтобы его оставили в покое.

– Клянусь! – пообещала Алла Викторовна и тут же задала очередной вопрос: – А где Дымка? Она тебе изменила? (Обычно кошка устраивалась у Андрея на руках.)

– Мне женщины не изменяют, – самодовольно ухмыльнулся поэт и сообщил, что Дымка сегодня чудит и царапается, потому что эти глупые девки ее замучили.

– Они же дети, – вступилась за дочерей Алла Викторовна, но тут же осеклась, почувствовав раздражение супруга. – Разбуди меня через час, – попросила она и быстро заснула, убаюканная шуршанием страниц: писал поэт по старинке – карандашом.

Очнулась Алла Викторовна в пустом кабинете. Спать среди рабочего дня было столь непривычно, что ей на минуту показалось, будто сегодня первое января или, на худой конец, первый день отпуска. Алла даже представила, что вот сейчас откроется дверь, войдут ее домочадцы и, недовольные, скажут: «Ну сколько можно спать?» И тогда в полудреме придется перевернуться на другой бок и простонать: «Не будите меня, противные дети, я в отпуске» или «Сегодня же первое января!»

– И не в отпуске, и не первое января, – проворчала Алла Викторовна и потащилась на кухню, громко зевая и шаркая тапочками.

– Наконец-то! – бросилась к ней озабоченная Лялька. – У нас Дымка заболела.

– Наверное, отравилась, – предположила Марина, а поэт, как обычно, внес свою лепту:

– Как же! Отравилась! Сначала накормят ее до отвала, а потом тискают. Вот она и обгадилась вся от ушей до хвоста.

– Не из-за этого! – тут же возмутилась Марина. – Она заболела!

Алла Викторовна попыталась погасить назревающий конфликт в зародыше и переключила внимание дочери на себя:

– А где кошка-то?

– За холодильником! – в один голос ответили девочки и бросились к нему.

– Осторожно! – предупредила их мать. – Вы так ее не достанете.

– Достанем! – заверила ее Лялька. – Мы уже так делали. Вот, смотри. – Она протянула исполосованные руки.

– Ничего себе! – опешила Алла Викторовна, не ожидавшая такой прыти от маленького котенка.

– Да она их обеих расцарапала, – добавил отец. – А заодно и мне досталось…

– А не надо было вмешиваться, – не полезла за словом в карман Марина, но поэт тут же на нее прикрикнул:

– Поговори мне еще, пигалица!

– Сам пигалица, – чуть слышно пробормотала та, не поднимая на отца глаз.

– Мама, – встряла Лялька, – мы просили папу отодвинуть холодильник. А он не стал. Тогда мы ее так вытащили. Ну и вот…

– А как она опять за холодильником оказалась?

– Очень просто, – съехидничала Марина. – Просто кое-кто ее у нас отобрал, и тогда еще кое-кто кое-кого оцарапал, а потом… – Она на секунду задумалась, пытаясь выстроить фразу дальше, но так и не нашла нужных слов.

– Помоги, пожалуйста, – попросила мужа Алла Викторовна, заглядывая за холодильник.

– Пожалуйста, – поднялся с места могучий поэт и легко отодвинул его в сторону. Котенок сидел не двигаясь.

– Кис-кис-кис, – ласково позвала Алла Викторовна, протягивая руку. Кошка не реагировала.

– Иди сюда, Дымка, – присоединилась к матери Лялька, пытаясь протиснуться между холодильником и стеной.

– Не трогай ее, – остановила дочь Алла, заподозрив неладное. – Я сама.

– Ты не пролезешь, – заверила ее Лялька, продолжая пробираться к намеченной цели.

– Только осторожно, – предупредила Алла Викторовна, протягивая дочери полотенце. – Руками не трогай.

– Ты что, мам? – шепотом возмутилась Лялька, передавая котенка матери без всякого полотенца. – Она же наша родная!

– В том-то и дело. – Алла Викторовна разом стала серьезной. Вид у родной был еще тот: слипшаяся тусклая шерсть, словно разом утратившая свою яркость, слезящиеся глаза и омерзительный запах.

– У нее нос сухой, – басом сообщила Лялька, нечаянно направив мысли матери в противоположную от истины сторону.

«Сухой нос», – задумалась Алла и очень осторожно приподняла Дымкину губу. Десна оказалась покрыта каким-то налетом, выглядела тусклой, на ощупь была шероховатой. В ответ на человеческие действия апатичная кошка даже не пошевелилась.

– У нее обезвоживание, – предположила Алла Викторовна и дала девочкам команду принести из домашней аптечки маленькую грушу.

Разумеется, первой выполнять поручение понеслась сострадательная Лялька, быстро поверившая в то, что мать спасет Дымку, – она даже знает, как и что для этого нужно. Всего какая-то груша! «Да хоть две! Нам не жалко!» – ликовала девочка, правда, недолго: вернулась она ни с чем.

– Никакой груши там нет. – На Ляльку было больно смотреть, она была сплошное страдание.

– Ну ты и дура! – Марина первая смекнула, в чем дело. – Это клизма! Понимаешь? Маленькая клизма! Какой дурак держит в аптечке груши?

– Вообще-то, – Алле Викторовне стало жалко наивную Ляльку – она могла этого и не знать, ничего смешного тут нет.

– Конечно, нет, – подыграл жене поэт, еле сдерживая смех. – Просто игра слов.

– Ну конечно, – злобно прошипела Марина, всегда подозревавшая родителей в чрезмерной любви к сестре, и по-хозяйски скомандовала: – Чего ждешь? Неси давай.

Пока Лялька моталась за клизмой, Алла Викторовна положила Дымку на подстилку, заметив, что котенок как-то странно двигает челюстями, словно мух ловит.

– Ты видишь? – обратилась она к мужу, но того и след простыл – возня возле кошки ему изрядно надоела.

Набрав в грушу воды, Алла Викторовна аккуратно просунула ее в уголок кошачьего рта и нажала. Дымка зашипела, а потом жалобно взвизгнула.

– Мама! – Лялька заплакала. – Ей больно.

– Не уверена, – пробормотала Алла Викторовна, продолжая вливать воду, но совершенно безрезультатно: жидкость из-за неплотно сомкнутых челюстей выливалась на подстилку. – А если так? – пробормотала она и аккуратно перевернула Дымку на спину, отчего та дернулась, словно из последних сил, и, вывернувшись, с шипением вцепилась между большим и указательным пальцами. – Ай! – вскрикнула Алла и попыталась стряхнуть кошку с руки.