Дерек Миллер - Уроки норвежского

— Он бы не стал, — заметила Мейбл.

Шелдон покачал головой и произнес:

— Мы беспокоились, что если будем брать его на руки, когда он плачет, он никогда не станет самостоятельным. О чем мы только думали?

— Я остаюсь с тобой, Шелдон. Я думаю, на сегодня этого достаточно. Ладно?

— Ладно.

Больше они об этом не говорили. Если и можно было что-нибудь добавить к сказанному, она унесла это с собой в могилу.

Им удается сбежать незадолго до приезда полиции.

Шелдон осторожно открывает дверцу шкафа и несколько минут прислушивается к тишине. Он слушает, не звякнут ли осколки стекла на ступеньках, не скрипнет ли дверь. Он понимает, что если их обнаружат, они пропали. Но он может это предотвратить.

Борьба наверху была долгой и ожесточенной. Мальчишка уткнулся в грудь Шелдону. А когда все кончилось, старик испытал такой же острый приступ стыда и сожаления, как тот, что мучил его годами после гибели Саула. Если бы он не открыл ей дверь, не задержал их так надолго, вызвал полицию, бедная женщина осталась бы в живых и смогла бы растить своего милого сыночка. А то, что он сделал, равносильно убийству.

Он распахивает дверь шкафа и осматривает комнату. Все на своих местах. Чудовище здесь не побывало.

Шелдон откидывает ковер, который прикрывает заднюю дверь, и начинает возиться с замком. Он раскачивает его, наваливается на дверь, приподнимает. Наконец, ему удается сдвинуть ее ровно настолько, чтобы они смогли протиснуться. Дверь скрипит и поддается с трудом. Что-то тяжелое подпирает ее.

Обращаясь в темноту шкафа, Шелдон шепчет, так, чтобы не испугать ребенка:

— Посиди там еще минутку. Я осмотрюсь и потом мы пойдем. Через гостиную нам нельзя.

Шелдон протискивается на маленькую улочку позади дома. Дверь придавливал мусорный бак. Петли двери были покрыты ржавчиной — их давно не смазывали. Все это могло стоить им жизни.

Он поворачивает налево и проходит несколько метров до боковой улицы, где ярко сияет солнце и прогуливаются парочки. Все тихо и безопасно. События, происходившие в квартире, сюда не просочились и не потревожили окружающий мир. Насколько же мы разобщены.

До того как Шелдон успевает вернуться за мальчиком в квартиру, мимо него медленно проезжает белый «мерседес». Этот «мерседес» он уже видел из окна. На водительском месте, глядя прямо перед собой, сидит мужчина в черной кожанке и с золотой цепью на шее. Рядом еще один.

Этот другой и Шелдон встречаются взглядами, когда машина проезжает мимо. Мужчина не обращает внимания на Шелдона, они никогда раньше не встречались. И нет причин связывать случайного прохожего с местом убийства.

Но что-то все же мелькнуло в глазах незнакомца. И Шелдон это сразу заметил.

Пока машина удаляется, старик бормочет себе под нос, хоть никто его и не услышит:

— Вы его не получите. Бог свидетель, вам его не получить.

Вернувшись в дом, он пишет записку. Слова приходят к нему, словно откровение. Рея ведь поймет? Она сообразит, что он имеет в виду. Она будет знать, куда он направился. Она догадается, что все это означает.

Он оставляет записку на комоде около фотографий под своим морпеховским нагрудным шевроном. Ему приходит в голову не отмечать время написания записки.

Покинув квартиру, Шелдон и мальчик почти сразу оказываются в безопасном людном месте, где их вряд ли смогут обнаружить. Смешавшись с толпой прохожих, они движутся к Ботаническому саду и не выделяются на фоне яркого летнего дня. Только они не похожи на местных жителей.

Купив ребенку мороженое, Шелдон садится рядом с ним на скамейку и смотрит на часы: он хочет зафиксировать время, когда идеи в его голове окончательно иссякли.

14.42. Ничем не примечательное время.

С включенной мигалкой и сиреной проезжает полицейская машина. Вскоре за ней следует другая. Он сразу же понимает, что убитую уже нашли. Вот-вот найдут и записку.

— Вот что нам надо сделать, парень: мы затаимся в пещере на время, как Гекльберри Финн. Ты знаешь эту историю? Про Гека Финна? Он поднялся вверх по реке после стычки со своим злобным отцом. Инсценировал собственную смерть. Встретил беглого раба по имени Джим. Почти как мы с тобой, если только старый еврей и маленький албанец, одетый как мишка Паддингтон, могут подойти на эти роли. Но дело в том, что нам надо где-нибудь схорониться. На нашей версии острова Джексона. И нам тоже надо подняться вверх по реке. Пойдем на север за свободой. У меня есть идея, как это осуществить. Беда в том, что я здесь не в своей тарелке. Не знаю, как и чем я могу тебе пригодиться. Но я не могу тебя сдать. Не могу передать тебя полиции и надеяться на то, что норвежцы просто не вернут тебя монстру с верхнего этажа. Откуда я знаю, что он за человек? Но я точно знаю, что ты ни в чем не виноват, и для меня на данный момент этого достаточно. Так что я на твоей стороне. Понял?

Мальчик молча дожевывает остатки рожка, уставившись на свои веллингтоны.

— Тебе нужно имя. Как тебя зовут?

Мишки на сапожках раскачиваются вместе с ногами.

— Я — Донни, — он указывает на себя. — Донни. Можешь попробовать звать меня «Мистер Горовиц», но я думаю, что это предложение обречено на провал. Донни. Я — Донни.

Он ждет.

— Мог бы и посмотреть на меня.

Он снова ждет. Рядом с пронзительной сиреной проезжает еще одна полицейская машина.

Они сидят на скамейке около Зоологического музея. Бархатная травка окружает цветущие деревья. Ряды лилий высажены вдоль кустов, а дети, многие из них такого же возраста, как и его спутник, катаются на странных кроссовках с колесиками на пятках.

Внезапно солнце скрылось за тучей, стало прохладнее и темнее.

Шелдон продолжает говорить за двоих. Молчание ему не очень хорошо дается.

— Моего сына звали Саул. Мы назвали его в честь первого царя Израилева. Это было три тысячелетия тому назад. У Саула была нелегкая жизнь. И времена тогда были нелегкие. Филистимляне захватили Ковчег Завета, его народ жил в нищете, ему нужно было со всем этим справиться. Что он и сделал. Но не смог удержать. Во многих отношениях он был человек ущербный. Но не во всех. Больше всего я люблю в нем то, что он пощадил Агага. Он был царем амаликитян. Армия Саула победила его, и, по мнению пророка Самуила, он должен был убить Агага, потому что такова была воля Господа. Но Саул пощадил его. Я вижу этих людей, таких, как Саул, таких, как Авраам. Они слышат мстительный призыв Бога разрушить Содом и Гоморру и забрать жизнь поверженного царя. Но они готовы встать между Богом и тем, что они должны уничтожить, и отказаться повиноваться. И вот я думаю: откуда они знают, что такое добро и зло, праведное и неправедное, если не от самого Бога? Получается, что однажды река вселенной протекла через вены этих людей и соединила нас с вечными истинами — истинами в такой их глубине, что сам Господь в своем гневе их не запомнил. Истины о том, что еврейские мужи твердо стояли на ногах и заглядывали в небеса, и их упорство было несокрушимо. Что это за истины? Где эти мужи? Я представляю Авраама на вершине холма, каменистой красноватой вершине, он возвышается над Гоморрой, над ним собираются тучи, а он протягивает руку к небесам и вопрошает: «Ты уничтожишь город, в котором живет сотня хороших людей?» И в этот момент, каким бы он ни был жалким, стоя перед силами Вечности, Авраам являет собой лучшее воплощение человека. Человек в грязном рубище, которому в лицо дует горячий сильный ветер. Растерянный. Одинокий. Печальный. Оставленный Богом. Он становится истиной в последней инстанции. «А справедлив ли Господь?» — думает он. И в этот миг человечество превращается в мыслящую расу.