Дерек Миллер - Уроки норвежского

Очень многое скрыто завесой тайны. Идея всеобщего равенства перед законом зачастую оказывается фикцией, попирается теми, кто практикует realpolitik на международном уровне. Чем дальше мы отдаляемся от преступлений и их жертв, тем чаще справедливость приносится в жертву целесообразности. Как бы то ни было, он живет тут: покупает блюдца в «Глассма-газинет», зимние носки в «Антон Спорт», как все мы.

Семья. Такой расплывчатый термин. Сигрид открывает дело женщины. Происхождение, дата рождения, образование, дата въезда — все это отражено в ее деле. Дата смерти, место и причина смерти. Это, разумеется, открытое дело. Оно все время пополняется новыми фактами.

Там есть список ее личных вещей. Все абсолютно непримечательное. Часы «Пульсар». Бижутерия от местной фирмы «Артс и Крафтс». Одежда. Какой-то ключик от замка — может быть, от дневника или почтового ящика. Миленькое колечко из белого золота с синим сапфиром — должно быть, сентиментальный подарок. Ни серег. Ни денег.

Несмотря на суету и бурную деятельность коллег, Сигрид слышит только тишину, представляя, как Энвер накидывает шнур на шею женщины и выдавливает из нее жизнь.

— Где материалы по мальчику? — кричит она.

Один из полицейских отвечает, что документ вот-вот будет готов. Сигрид качает головой. Все делается недостаточно быстро.

— Когда будет готова информация по Горовицу?

— Личные дела по морским пехотинцам находятся в архивах, их еще не оцифровали, потому что они слишком старые. Так что они послали рядового проводить изыскательские работы с фонариком.

— Я хочу понять, с чем мы тут имеем дело, это ясно?

Кем бы ни служил Шелдон Горовиц — простым писарем или снайпером, но он был морпехом. И поскольку в расследовании убийства был замешан бывший американский солдат, Сигрид сочла уместным отправить запрос на получение информации через министерство иностранных дел, учитывая, что Норвегия и США являются союзниками по НАТО, чтобы посмотреть, как это сработает. К ее удивлению, американцы тут же взялись за работу.

Согласно теории Сигрид, многочисленные сотрудники в укрепленном американском посольстве в Осло на улице Генрика Ибсена очень скучали без дела. Да, Норвегия входит в НАТО, да, тут много рыбы, нефти и газа. Но… послушайте. А чем еще им тут заниматься?

— Да. Непременно. Мы собираем информацию, — сказал один из ее сотрудников. — Мы просто еще не все получили.

— Какие новости из транспортных терминалов?

— Никаких, — отозвался другой полицейский. — Никаких данных с автобусных линий, поездов, такси, аэропорта или из центрального туристического бюро. Ничего от патрульных машин. Ничего от патрулей на велосипедах. Наблюдение в районе того дома ничего не дало. Из больниц также нет ничего.

— Что с внучкой?

— Они уехали в летний домик в Гломлии, — ответил третий полицейский. — У них есть телефон. Так что они на связи.

— Возможно, старик направляется туда, — говорит Сигрид.

Все молчат.

«Каким образом?» — думает каждый.

Но никто ничего не говорит. Потом кто-то высказывает предположение:

— Они ведь позвонят нам, если что? Они выходили на связь, как мы их просили. — Одни полицейские соглашаются с подобным соображением, другие что-то бормочут.

— Свяжитесь с местной полицией, пусть завтра с утра пошлют туда кого-нибудь. Объясните им, что есть проблема. Что слышно в агентствах по аренде машин?

— Им рассылаются факсы. Но пока ничего.

Сигрид была бы удовлетворена отсутствием новостей, если бы их не ожидалось. Она всегда трезво соотносила свои ожидания с реальностью. Но ведь если в розыске находятся старик, молодой мужчина и ребенок, да еще в таком небольшом городе, какая-то информация должна была поступить.

Ее покоробил разговор с представителем Миграционной службы. Сейчас, конечно, не время об этом рассуждать, но как могли власти ставить интересы иностранцев выше, чем безопасность и благополучие норвежцев — граждан страны, выбравших эту власть демократическим путем?

И каким образом идеалистические амбиции добрых норвежцев могли затмить голые факты? Надежные, однозначные факты? Как мы можем быть настолько наивными оптимистами, когда после нацистской оккупации прошло всего шестьдесят лет? Мы что, тупые?

А может быть, это особенность теперешнего поколения? Тогда понятно, почему люди старшего возраста всегда голосуют за более консервативные партии.

Этого вполне хватит, чтобы был повод нанести визит в винный магазин.

Сигрид не увлекается политикой — до тех пор, пока политики не начинают действовать ей на нервы. Однако она понимает, что полагаться можно на две вещи: на веру или на факты. И если исходить из веры, то либералов и консерваторов можно записывать в один лагерь, как тех, кто руководствуется порывами сердца, а не следует доводам рассудка. И судить о них можно по тому, становится ли вам тепло на душе от их действий. На другой стороне оказываются те, кто пытается улучшить мир, глядя фактам в лицо, и действует исходя из этого. Сигрид не кажется совпадением то, что врачи и инженеры препираются гораздо меньше, чем политики.

Энвер Бардош Бериша, боец АОК. Допущенный в страну Миграционной службой на основании законных опасений за его жизнь в Сербии и того, что его сын проживает в Норвегии.

Армия освобождения Косова — это военизированная группировка, поначалу получавшая поддержку Запада и НАТО в борьбе против сербов. Однако с течением времени Запад перестал ее поддерживать, потому что АОК оказалась замешана в торговле наркотиками, массовых казнях и других жестокостях, испортивших ее репутацию. Все это сбивало с толку европейцев, и, не разобравшись, кто тут хороший парень, а кто злодей, они просто занялись другими проблемами.

Сигрид кладет папку на стол и трет глаза.

— У меня лампочка перегорела, — кричит она. Почему-то эта новость вызывает смех у присутствующих. Поэтому она добавляет: — Мне нужна новая лампочка, — отчего смех только усиливается.

Все дело в том, что у военных людей есть определенный статус. Ты прокладываешь себе путь наверх, и люди признают твой статус. Когда военная группировка прекращает существование, ты теряешь самое ценное: уважение.

Чего ради человек, подобный Энверу, — командир с военными талантами и опытом, не имеющий ни семьи, ни денег, ни корней, — вдруг бросает поле боя и отправляется в Скандинавию, чтобы превратиться в мирного жителя? И какая женщина может быть у такого мужчины?

Мысли Сигрид переключаются на отца. Она вспоминает, как однажды за разговором на кухне он объяснял нечто важное, что она до сих пор с трудом может растолковать другим.

— Это всё уловки, — произнес отец с нехарактерной для него серьезностью.