Дэвид Лодж - Для англоманов: Мюриэл Спарк, и не только

— До «Ван Клифа» [8] «Ван Клиф» — международная фирма, производящая и реализующая через сеть собственных магазинов элитные ювелирные изделия, часы и парфюмерию. , — говорит она.

— Зачем?

— Купить подарок.

— Кому?

— Самой себе, — говорит Эльза.

— А, — говорит Поль, — вот и прекрасно. Что же случилось, когда я последний раз встречал тебя в аэропорту?

— С того раза прошло несколько лет.

— Лет? Ты о чем говоришь? В прошлом октябре я встречал тебя в Провиденсе. В сентябре — в Сан-Хуане. Затем в июле…

— Нет, в Кеннеди ты вот уже несколько лет меня не встречал. Когда я последние годы бывала в Европе, как-то так получалось, что ты не мог меня встретить.

— Ну, — говорит он, роясь в памяти, пока она одну за другой извлекает на свет драгоценности, — ну может, ты и права. Не могу вспомнить, когда я последний раз встречал тебя в Кеннеди.

— Тогда, в шестидесятом, он еще назывался Айдлуайлд.

— Так давно? Не может быть. И что случилось?

— Ты прямиком отвез меня в больницу на Лонг-Айленде, и там меня заперли.

— Послушай, Эльза, — говорит он.

— Сказал, что везешь меня к Поппи Ксавериной, а привез совсем не туда.

— Эльза!

— И мы остановились у главного входа, и эти кошмарные типы в голубых халатах загнали меня внутрь.

— Хватит, Эльза, замолчи. Мы всего лишь хотели тебе помочь.

— Кто «мы»?

— Мы все, — говорит он вяло.

— Значит, ты один. Вот что значит «мы все».

— Ну, я пытался тебе помочь. Пьер это знает. Катерина тоже. Какой смысл снова к этому возвращаться?

— Такой, что я решила впредь не позволять тебе встречать меня в аэропорту Кеннеди. Я полетела в Париж и там наняла реактивный самолет. И вот я здесь.

— Я пытался тебе помочь. Я всегда пытаюсь тебе помочь, — кричит он.

— Тебе будет предъявлено обвинение в повышении голоса и оскорблении словом. Разве оскорбление словом не преступление? Уверена, что да. Во всяком случае, главное — я всей душой не хочу, чтобы ты мне помогал. Главное — я могу сама себе помочь, большое спасибо.

— Ты рехнулась, — говорит он спокойно.

Она улыбается и захлопывает футляр с драгоценностями.

Он говорит: — Наняла реактивный самолет. Ты нуждаешься в помощи.

— Помощь мне только мешает.

В дверь протискивается привратник с двумя чемоданами. Следом входит Гарвен.

На Гарвене купальный халат из махровой ткани в розовую полоску. Его седые волосы с желтоватым оттенком торчат в разные стороны наподобие нимба. Он не успел вставить контактные линзы и нацепил очки, которые странным образом меняют его внешность.

Эльза смеется. — Доброе утро, Гарвен, — говорит она. — Как вы тут поживали?

— Доброе утро. Как поживал? Да как обычно. Ждал вас и беспокоился. Зачем вы уехали вот так, никого не предупредив?

— Эта квартира начинает действовать вам на нервы, Гарвен? — Она поворачивается к привратнику: — Огромное вам спасибо. Мистер Хэзлет…

Поль достает бумажник и кончиками пальцев словно пинцетом извлекает банкноту.

— До свидания, спасибо, хозяйка, всегда к вашим услугам, — говорит привратник и уходит.

— Гарвен всего лишь хочет тебе помочь, — говорит Поль.

— Какое в высшей степени уязвимое заявление, — говорит Эльза. — Мне так и хочется помочь ему стилистически.

Поль говорит Гарвену: — Такое у нее настроение.

— Мы думали, что вы, возможно, прилетите ночным рейсом, — говорит Гарвен, ощупывая небритый подбородок.

— Я ждал твоего звонка, Эльза, — говорит Поль.

Она идет в гостиную, тень движется рядом, позади идут Поль и Гарвен. — Притворимся, что я бедна, — говорит она. — Бедна и безумна, не стою внимания.

— Вам принести кофе, Эльза? — говорит Гарвен.

— Да, пожалуйста, — говорит она, Гарвен в халате удаляется, шлепая тапочками, Поль садится, не спуская глаз с Эльзы.

Он говорит: — Сегодня вечером у Пьера премьера его спектакля. Он зарезервировал для нас места на тот случай, если мы успеем в театр. Я сказал, что сообщу ему, если ты появишься вовремя.

— Пусть считает, что я еще не прилетела.

— Нам бы следовало сходить на пьесу родного сына. Ее ждет успех.

— Чью пьесу? Мне казалось, «Питера Пэна» написал Дж. М. Барри.

— Да, но идея постановки принадлежит Пьеру. Все — старики. Очень оригинально, надо отдать ему должное.

— Я подумаю, — говорит она. — Посмотрю, как буду себя чувствовать после магазина.

— Выглядишь ты хорошо.

— Спасибо. Я на новой диете. Перезрелые помидоры. Очень омолаживает. — Она нажимает на кнопку вызова прислуги, откидывает голову назад и закрывает глаза. Немного спустя входит Гарвен с кофейным подносом. — Вы звонили? — говорит он.

Эльза открывает глаза.

— Для новой диеты мне нужны перезрелые помидоры.

— Пере-зрелые? Не просто зрелые?

— Мягкие. Бактерии в них оказывают омолаживающее действие.

— Эти швейцарские средства, — говорит Гарвен, — того… хм…

— Она нормально выглядит, — говорит Поль. — Моя жена выглядит хорошо.

— Где я куплю гнилые помидоры? — спрашивает Гарвен, уставившись на ее тень.

— Соедините меня с княгиней Ксавериной, — говорит Эльза. — У нее все что угодно найдется.

Эльза входит в гостиную. У Поля перехватывает дыхание. На ней огненно-яркое вечернее шелковое платье, расшитое по подолу и не запястьях блестящим черным бисером. В ожерелье и серьгах сияют бриллианты и рубины, на пальцах — сочетание тех же лучистых камней, на руке — браслет с бриллиантами. Она говорит «Добрый вечер» Полю (он переводит дыхание) и Гарвену (он ест ее глазами). Поль облачен в обычные черные брюки, зеленый вельветовый пиджак и черную водолазку. На Гарвене коричневый пиджак из твида, светло-бежевые брюки и рубашка в синюю и бежевую клетку с расстегнутым воротом, из которого выглядывает узел темно-синего небольшого шейного платка.

Говорит Поль. — Тебе нельзя выходить в таком виде, Эльза, — говорит он. — Тебя линчуют. Тебя ограбят. Ты хоть представляешь, где этот театр? В переулке за Хьюстон-стрит в стороне от центра.

— Это премьера, — говорит Эльза, — пьесы моего сына, написанной Дж. М. Барри.

— Эльза, — говорит Гарвен, — эта работа мне не по силам.

— Вы получаете больше как мой дворецкий, чем зарабатывали психоанализом, — говорит она. — Но если вам хочется прибавки, то я могу дать вам прибавку.

— Мне даже не хочется оставаться вашим психоаналитиком, — говорит Гарвен. — И дело не в деньгах, а в том, что вы по кусочкам отъедаете мою жизнь. Кусочек тут, кусочек там. Иногда по утрам, просыпаясь, я задаюсь вопросом, все ли я еще жив?

— Теперь вы знаете, каково это, — говорит Поль. — У меня вся жизнь такая.

Она смотрит в овальное зеркало в позолоченной раме, прикасается к каждой серьге и говорит: — Вы уходите из этого дома, не запятнав своей репутации. Вам не нравится мое, платье? Драгоценности я взяла напрокат в «Ван Клифе». Кстати, они настоящие. Просто не хотелось заниматься всей этой тягомотиной — идти в банк, договариваться об охраннике-сопровождающем, да и времени уже не оставалось. Я бы выпила водки с тоником. — Она садится. — В «Ван Клифе» клиентам обычно идут навстречу.