Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

Проводив Славу, Маша сначала немножечко поплакала, а потом они с Егоркой съездили к Вилене Тимофеевне рассказать, что всё в порядке, они вернулись и все живы-здоровы, а телеграмму Миша не шлёт потому, что отпустил слетать в Ленинград Славу и опять несёт вахту за себя и за друга. Сейчас они ещё раз сходят в море, совсем не надолго, и потом сразу приедут в отпуск: от санатория оба как-то там отвертелись.

— Не знаю, как твой, а мой явно опять наплёл, что мама у него больная и надо срочно к ней лететь. А как прилетит, так опять маму ту видеть будет только урывками, бегая за всеми подряд ленинградскими юбками. А я тебе говорила, что всё будет хорошо? — вслух сказала Мишина мама, но было видно, что и у неё отлегло. Егорке, может и нет, а Маша точно заметила это облегчение, которое сама испытала — вот буквально вчера.

Уже и в те края заглянула весна. Пока ещё не пришла, но один свой глаз уже выставила: солнце, до того не показывавшееся из-за горизонта, висело теперь в небе почти круглые сутки и, не сняв ещё зимней одежды, люди уже надели солнцезащитные очки — отражаясь от белого снега, уже начавшего покрываться корочкой льда, солнце слепило нещадно. Сугробы медленно и неохотно начинали таять, становиться приземистыми и не такими пышными, и на вершинах сопок кое-где уже торчали на свободе острые каменные пики и мрачно-зелёные проплешины земли.

На выход в море передавали очень неблагоприятный прогноз погоды. Но для чего военные моряки вообще и подводники в частности принимают те прогнозы — абсолютно не понятно. Будто, знаете, объявили дождь и крейсер в море не вышел, смешно же? Корабли у нас делают крепкие, а уж людей-то и подавно: никакому ветру и не снилось.

Вернуться из моря планировали до девятого мая — нового командующего покатать было нужно, но не до такой же степени, чтоб пропускать праздник, причём, что морякам, что самому командующему. Командир был явно недоволен этим неожиданно образовавшимся выходом в море и даже пробовал протестовать, но его успокоили. Мол, чего там, выйдете на пару-тройку деньков, макнётесь и обратно в базу — новый командующий за медалью и с гордым званием уже настоящего подводника, а вы — в отпуск. Вы же только из автономки, поймите, у вас всё отработано. И матчасть проверена, и люди обучены. Ну кому нам ещё доверить нашего нового адмирала? Так что, если хотите, то мы сделаем вид, что вас спрашиваем и трепетно ожидаем вашего согласия. А так-то всё решено и выход завтра в семнадцать ноль-ноль по большой воде. Вот вам новая посуда, кстати, адмирал-то не местный, а с другого флота, не ударять же в грязь лицом, правильно? Вернёте потом, как придёте, тут всё под счёт.

Энергетические установки не выводили из действия. Дав сбегать людям домой по очереди (без ведома командования, естественно), отчалили за командующим и обратно в пучину.

Слава едва успел вернуться на корабль.

— Ну как слетал?

Миша и Слава курили на корме под рубкой — только отдали швартовые и база медленно, но верно удалялась.

За кормой, по тёмной воде, тянулся белый пенный бурун от винта и таял не сразу, а метров чуть ли не через сто — торопились выйти.

— Ой, Миша и не спрашивай! Без самолёта бы долетел, так тянуло!

— Я тебя понимаю, такая она у тебя… горячая штучка.

— Миша, я не за этим, прекрати пошлить.

— Понятно, что не только за этим. Скажи ещё, что этого и не было. Тебе хорошо рассуждать тут о высоком, а у меня, знаешь, яйца звенят, как чугунные шары. Даже ты мне сейчас кажешься довольно симпатичным.

— Жалеешь, что отпустил меня?

— Да ну тебя. У тебя же любовь, а я так, присунул бы кому-нибудь в посёлке. Любовь тут бьёт однозначно всех моих буфетчиц и продавщиц в военторге. Рад за тебя, друг, вот веришь — прямо рад!

— Эх, Миша, как всё-таки жизнь хороша, да?

— Да? Я вот тоже так думаю каждый раз, когда свою очередную мечту встречаю. А потом грустно так и пусто. Но наверняка ты прав и, пожалуй, поверю-ка я тебе на слово. Ладно, пошли, что-то старпом на нас грозно смотрит.

Первый день было ещё ничего, а во второй море разгулялось не на шутку — штормило так, что укачивало даже на шестидесяти метрах. И ещё хлопал какой-то лючок на корме. Командующий послонялся по рубкам, наотдавал ценных указаний штурманам, связистам и акустикам (попытался и механику, но у того был последний выход в море и подписанный приказ на увольнение в запас лежал в штабе дивизии, и механик, немного потерпев, спросил: а можно я не буду вас на хуй посылать при людях, а то же вам с ними служить ещё — на этом всё и закончилось) и потом уже, когда посчитал, что научил, наконец, всех правильно нести службу, прицепился к этому лючку.

— Командир, почему у вас посторонние шумы? Вы демаскируете лодку, вы понимаете?

— Так точно. Лючок на корме оторвало какой-то при погружении.

— Лючок? Серьёзно? А если — война? А? А если бы вражеские силы тут рыскали повсюду, а вы как кухарка крышкой по кастрюле гремите!

— Ну не рыскают же. А если бы рыскали, то, очевидно, уже прихлопнули бы нас.

— Командир, я не понимаю, отчего вы так спокойны?

— Оттого, что не война и мы на своих собственных полигонах находимся — не вижу ни единого повода кусать себе локти.

— Не видите? А вот я — вижу!

— На то вы и командующий, чтоб дальше всех видеть!

Командующего бесило, что командир явно над ним смеётся. А больше бесило то, что делает он это так тонко и аккуратно, что формальных поводов прицепиться нет.

— Когда у вас следующий сеанс связи?

— В двенадцать ноль-ноль.

— Приказываю всплыть и задраить этот лючок!

— Товарищ командующий, я категорически против! На море шторм, и рисковать жизнями людей непонятно для чего я не намерен!

— А я — намерен! Что значит «непонятно для чего»! Вы же — подводная лодка, а не баркас! Вы должны быть невидимы, ну так сделайтесь невидимыми! Шторм — так привяжите людей верёвкой! Что, я не понимаю, такая сложность — закрыть лючок?

— Товарищ командующий, мы и так невидимы — здесь никого нет, кроме нас на три квадрата во все стороны! Нас некому видеть, хоть бы мы и погремушки за собой тащили!

— Записать в вахтенный журнал: в управление кораблём вступил командующий!

— А у вас есть допуск к управлению кораблём такого типа?

— Командир, это уже хамство!

— Я знаю.

— Будьте добры, подготовьте командира отсека и командира кормовой швартовой команды для выхода наверх. На страховку — тоже офицера, никаких матросов и мичманов!

— Есть.

— Вот так бы и сразу!

Перед заступлением третьей смены в кают-компании было почти пусто. Половину личного состава, укаченного суточным штормом, тошнило по боевым постам и каютам, и стойкие к качке организмы наслаждались обильной едой — за себя и за того парня.