Натан Дубовицкий - Подражание Гомеру [based on a post-true story]

— Так и есть, — добавил Сим. — Только отцы-основатели ополчения, только махновцы эти, последние, как говорится, из могикан и чичимеков. Возомнившие. Избалованные, публичные. Блогерствующие, митингующие…

— Надо с ними кончать, — выдохнул командарм.

— Как вы сказали? — переспросил Сим.

— А вы не расслышали?

— Не расслышал.

— Ну и хорошо.

— Согласен, товарищ командарм, лучше мне этого не слышать, — заулыбался Сим.

— Не нужно, товарищ начальник особого отдела, так хитро щуриться и лыбиться, как какая-нибудь…

— Джоконда, — закончил за Фрезу фразу Сим. — Извините, что перебил вас и слово вставил. Это я на случай, если вы хотели что-то погрубее сказать, что-то такое, обидное, от чего мы сделались бы с вами врагами навек… А Джоконда слово научное, интеллигентное. Обиды нет, товарищ командарм, нет обиды, не враги.

— Разошлись, разъехались, — доложил, появившись в дверях, Мороз. — Вокруг дома чисто.

— Багор, выйди по нулевому каналу на укров, надо с Уксусом поговорить, скажи, срочно, — приказал Фреза. — Мороз, товарища Сима проводи до машины. И Наду найди.

— Она в саду, товарищ командарм.

— Что делает?

— Букет собирает.

— Какой?

— Сирень, жасмин, ромашки и прочее в этом роде.

— Настроение?

— Поет.

— Песни веселые? Или грустные?

— Средние, товарищ командарм.

— Ладно. — Фрезу опять удивила ее способность сохранять невесомость сердца при любой тяжести внешних событий.

— Соединение с Уксусом установлено, — выкрикнул Багор из комнаты связи. В этом закутке под лестницей гудели и перемигивались зелеными и красными огоньками особые передатчики. Отсюда можно было при крайней необходимости поговорить с центром, даже с первым его лицом. Отсюда же работал так называемый нулевой канал для общения с врагом, установленный без разрешения центра и в обход официальных переговорных форматов.

ВЫКУП

Уксус, краснокожий, почти толстый, почти молодой, но еще до войны поседевший и посидевший за контрабанду, а теперь боевой и отмеченный наградами генерал-лейтенант, не бросивший, впрочем, а даже и усиливший попутно войне контрабандное свое дельце, командовал украинскими войсками, держал фронт напротив Фрезы. Они заочно познакомились в самом начале конфликта, еще когда Уксус был ротным в бандеровском добробате, а Фреза атаманом квазиказацкой сотни. Фреза тогда заблокировал на Саур-Могиле десятка два укропов и методично добивал их из миномета. Роту Уксуса прислали прорвать окружение и вызволить своих. Уксус, однако, прорваться через Фрезу с ходу не смог, хотя дрался бодро. Не пробившись, отступив за посадку и отдышавшись, прислал к москалям своего медбрата с запиской и сумкой. В сумке были бинты, анальгетики, гемостатики и большая пластиковая бутылка с питьевой водой. В записке, адресованной Фрезе, содержалась просьба пропустить невооруженного медбрата к окруженным украм, чтобы передать им медикаменты и воду.

Фреза подивился такой наглости, однако медбрата пропустил да еще на прощанье протянул ему бумажный, в жирных пятнах сверток: «От меня передай, сало тут и хлеб». Приказал не стрелять. Подождал, пока медбрат с тяжелой сумкой докарабкался по травянистому склону до своих, и только после этого сказал тихо: «Огонь!»

Потом еще повоевали, Саур-Могила шесть раз переходила из рук в руки. Когда запертым на проклятой горе оказался уже сам Фреза, когда он и восемь его недоказаков собрались уже помирать от жажды и жарившей беспрерывно бандеровской артиллерии, когда контуженному Мазиле явился уже из поднятого взрывом облака архангел Михаил и произвел было его в есаулы христовой конницы, тогда вдруг как будто немного полегчало. Западный косогор перестали обстреливать, и на нем с украинской стороны показался квадроцикл с белым флагом. Он не доехал всего метров десять до окопа с бредящим Мазилой и бросил в его сторону большой мешок, проорав: «Не ссы, кацап, бери, не заминирован». В мешке были вода, бинты, кровяная колбаса, водка. И записка: «Фрезе от Уксуса. Зло не прощаем, добро помним. Умри, но не от голода и жажды».

С тех пор они не теряли контакт. Редко, неохотно, но все же общались. Менялись пленными, утрясали инциденты на пунктах пропуска гражданских лиц, корректировали с учетом реалий линию соприкосновения, проведенную между ними где-то далеко отсюда на мятой карте какими-то людьми, в глаза никогда не видевшими ни Докучаевска, ни Кальмиуса, ни безымянного става в болотистой низине, на месте которого по мысли этих далеких стратегов должна была находиться передовая база международных наблюдателей, например… Приходилось и продавать друг другу то то, то это, когда службы снабжения подводили.

Багор, пригнувшись, вышел из каморки связи, уступая начальнику единственный табурет перед микрофоном.

— Привет, хохол, — заговорил Фреза, усаживаясь в душном углу.

— Привет, кацап, — ответил Уксус. — Насчет Минуса суетишься?

— Угадал. Не по-людски поступаешь. Ведешь себя неправославно.

— Шо?

— Издеваться зачем? Зачем на позорище выставлять?

— Не бачу, яка у тебе щас рожа, Фреза? Серьезная? Чи ни?

— Давай только не на мове, окей? Ты сам на ней толком размовлять еще не научился. Не смеши.

— Да, мова неказистая, спору нет, — хохотнул украинец. — Знаешь, как по-нашему «пиво»? Не поверишь! «Пыво»! Клянусь! Ну не х…ня, а?

— Верни Минуса, — не дослушал Фреза.

— Ручку позолоти.

— Что хочешь?

— Миллион долларов, «Буратино» с полным боекомплектом и инструктором. Плюс две тонны гречки. Инструктора через месяц верну.

— Да ладно тебе! Минус столько не стоит.

— Минус, может, и не стоит, только вот бунт старослужащих тебе дороже обойдется.

— Не слушай сплетни.

— Так это вроде не сплетни, а разведданные.

— «Буратино» у меня нет. Сам знаешь, это оружие, запрещенное международными наблюдателями. Дам тебе сто тысяч долларов и центнер лаврового листа.

— Есть у тебя «Буратино», есть. Может, конечно, тебе это и неизвестно, ну да я тебе подскажу. В Зеленом поселке стоит. Замаскирован неважно. Скажи, пусть перегонят куда подальше. А то не ровен час, какой-нибудь из моих дронов нарушит перемирие. Будешь обижаться.

— Нет у нас «Буратино». Бери лаврушку. Накину еще двадцать броников для твоих хлопцев.

Через полчаса сторговались: двести тысяч евро, пятьдесят новых бронежилетов, семьдесят автоматов, двести рожков к ним, сорок цинков патронов, полтонны горохового концентрата. Продавать друг другу оружие или меняться им было на этой войне в обычае, никто как-то не думал, что купивший оружие применит его в итоге по продавцу, если бы Фрезе, к примеру, это сказали, он бы, пожалуй, только плечами пожал: «Ну применит, ну и что, не это, так другое применит, какая разница».