Натан Дубовицкий - Подражание Гомеру [based on a post-true story]

Выловив из оркестровой ямы дрожащего от ужасов и лишений военного времени худрука и спросив, как зовут, призвал его: «А не замахнуться ли нам, Борис Леонидович, на Вильяма нашего Шекспира!?» Пораженчески настроенный худрук промямлил в ответ, что театр в высшей лиге никогда не играл, максимум, кого ставили, так это Сухово-Кобылина, да и фондов не выделяют давно, и что выживает труппа только за счет доходов от театрального буфета. «Взбодрись, Леонидыч, будут тебе фонды! Собирай актеров. Завтра в двенадцать ноль-ноль репетиция. “Гамлета” даем. Принца Датского играю я!»

И действительно, нашлись (в сберкассах и ювелирных магазинах) фонды, театр ожил, и уже через четыре месяца случилась премьера. Спектакль шел редко, нерегулярно, поскольку Минус часто отвлекался на войну, а роль Гамлета делить ни с кем не хотел. Зато каждый раз случался аншлаг, и худрук, и актеры, и зрители, в особенности же актрисы и зрительницы, с обожанием и восторгом любовались Минусом, и сам Минус любовался собой, и если не все, то многие были счастливы.

Теперь посреди гамлетовских декораций, в мрачных стенах картонного Эльсинора, на фоне фальшивых рыцарских знамен с рыжими драконами и сделанных из простыней гобеленов, в центре сцены, где, бывало, лежал в финале спектакля Минус, изображая мертвого главного героя, а Фортинбрас произносил над ним: «Пусть Гамлета поднимут на помост, как воина, четыре капитана», — теперь опять лежал Минус, но уже по-настоящему мертвый, и Строгий, стоя у гроба и крестясь, бормотал: «Господи помилуй… царствие небесное… и так далее, и так далее…»

Нада сидела в середине первого ряда, теребя сумочку. Ее глаза то тонули в слезах, то пересыхали до безжизненного карего дна. Люди плелись вялой вереницей по проходу, поднимались на сцену, осматривали модный гроб и беззаботное лицо покойника, потом спускались и по пути обратно к дверям медлили возле Нады, кивали ей или даже иногда вчетвертьголоса соболезновали, словно она была мертвецу законной вдовой. Некоторым она машинально, не различая, кто перед ней, вдруг начинала шептать: «Знала, знала, что убили, но пока не привезли его оттуда, все не верила, все надеялась, что в новостях не он, не его убили, а кого-то другого, просто похожего, что перепутали там или нарочно для обмана подделали, а вот как привезли, рассмотрела — он, он, бедный, бедный…» Потом замолкала надолго, провожая растерянным взглядом недослушивающих, все идущих и идущих мимо чужих людей.

Из-за кулис вышел на сцену Багор, приблизился к Строгому и заговорил с ним тихо, горячо и быстро. Строгий заотвечал и закрутил головой, подзывая соратников. Псих, Мрак и Треф поднялись из зала, присоединились к беседе. Через какое-то время все начали кивать и жать друг другу руки. Багор сбегал за сцену, вернулся с огромным венком с черной лентой, на которой серебром было написано: «Брату от брата — Минусу от Фрезы», прислонил венок к гробу и похлопал мертвеца по плечу. Только сейчас заметив Багра, Нада поспешила к нему: «Можно тебя на два слова?»

БОЖЕСТВЕННЫЙ ВЕТЕР

Пока Багор хлопотал по поручению, командарм провел совещание с тыловиками, прочитал и подписал бумаги, позвонил командующему южным направлением и предупредил, что завтра приедет проинспектировать ситуацию на передовой, хотя на самом деле планировал посетить передовую на северном направлении, о чем, естественно, не собирался никого предупреждать.

Погода резко переменилась, май закончился, стало стремительно холодать, пошел снег. По городу покатился тяжелый мутный ветер, срывая с деревьев цветы и загоняя в дома легко одетых прохожих.

Фреза накинул шинель, переходить из беседки в угрюмое здание штаба не хотелось. Он смотрел, как на стоящие во дворе машины сыплются снежинки вперемешку с лепестками акации. Подумал: «Где, интересно, Багор?» Он начинал уже злиться на нерасторопность адъютанта, когда тот вынырнул вдруг из холодных волн ветра, подбежал к беседке и доложил:

— Товарищ командарм, военнослужащие по вашему приказанию собрались. Ожидают в офицерском клубе в полном составе по согласованному списку.

— Точно в полном? Все, кто тогда домой приходил?

— Точно так, товарищ командарм, все до единого. Прикажете машину подавать?

— Машину? Зачем? — удивился Фреза.

— Вы сказали, что поговорить с ними хотите. Пешком-то по такой погоде… Клуб не так чтобы очень близко. Если пешком, по такой погоде…

— Вот что, — перебил командарм, — ты возьми кого понадежней. Тормоза, Рыжего, еще пару ребят. И сам. Автоматы возьмите, рожки чтобы полные. Гранаты. Задача — блокировать и уничтожить. Всех, кто находится в офицерском клубе.

Багор остолбенел, впервые в жизни не ответив командиру мгновенным «есть».

— Как понял? Прием, — улыбнулся Фреза, пощелкав пальцами перед его застывшим лицом.

— Понял. Есть… — очнулся Багор.

— Как сделаешь, сразу позвонишь Симу. Не мне, а Симу. Он хоть и в отпуске, но не убыл. На квартире у себя. Пережидает. Чует. Сообщишь ему, что в офицерском клубе старослужащие собрались поминать Минуса, напились, между собой поссорились и друг друга перебили. Что ты и Тормоз все это безобразие своими глазами видели. И можете засвидетельствовать. Ну, иди. Выполняй. Что стоишь?

— Да тут… еще, — замялся адъютант. — Нада.

— Что Нада? — напрягся Фреза.

— Была тоже в театре. Сама подошла. Просила вам сказать, что извиняется за вчерашнее. И подарок просила передать. Вот.

ДАР

Багор вынул из кармана небольшую коробку в пестрой оберточной бумаге, перевязанную алой атласной лентой с бантом.

Фреза жестом приказал положить подарок на стол и удалиться.

Оставшись один, подумал: «Что и требовалось доказать. Мириться хочет». Он знал, что не простит ее. Не слов не простит про погребальную ладью, а того, что побежала за своим Минусом, стоило тому только «вернуться» в город.

Усмехнулся, развязал ленту, развернул бумагу, открыл коробку. Увидел взрывное устройство.

В штабе услышали жуткий сухой хлопок. Караульный выбежал посмотреть, что случилось.

Посмотрел и закричал: «Командарма убили!»

ПОСВЯЩАЕТСЯ

несвятым воинам, неидеальным героям, несокрушимым римлянам Третьего Рима, братьям и сестрам живым и павшим с любовью и без надежды на прощение…