Поль-Лу Сулицер - Деньги

Он пожимает плечами. Приносят очередную порцию мороженого, и он ошалело смотрит на него.

— В любом случае, — говорю я, — план не мой.

И я рассказываю ему о поездке в Долину Смерти. Это будет один из тех немногих случаев во время наших многочисленных встреч, когда я увижу на его лице нечто иное, чем общее отвращение к человечеству и печаль достигшего предельного возраста старого верблюда.

— Я думал, что Скарлетт умер. Я знал его.

— Он тоже вас помнит. Он велел спросить, припоминаете ли вы дело Бестера.

— Я помню это дело, — отвечает Феззали.

Он поглощает мороженое с поразительной быстротой и тотчас же заказывает очередное. Ожидая, пока его принесут, он напряженно смотрит в сторону тротуара и спрашивает:

— Так сколько, вы говорите, вам понадобится?

— Триста пятьдесят миллионов в Нью-Йорке и шестьсот в Женеве. Но вы ведь прекрасно слышали, когда я называл эти цифры в первый раз.

— Однако мы говорим о девятистах пятидесяти миллионах долларов.

— До сих пор я умел считать. И напоминаю, что в этом случае речь идет о документообороте, о перечислении без перевода денег, по крайней мере.

Ему приносят еще одно мороженое, большее, чем первое. Он не без грусти смотрит на него, затем начинает уплетать и эту порцию.

— Я, понятное дело, не смогу сразу дать вам ответ.

— Я в этом не сомневался.

— Мне придется посоветоваться с принцами.

— Я подожду.

Все это происходит между поглощением мороженого с засахаренными фруктами. Я наблюдаю за ним: он знал моего отца и сам говорил, что был ему другом, и я впервые встречаюсь с человеком, который в этом признался. Я был почти уверен, что отца окружали лишь предатели.

— Вы хорошо ладили с моим отцом?

Он отпивает глоток крепкого кофе, запивает его ледяной водой, снова глотает мороженое, отпивает чуточку кофе и так далее. Он делает вид, что не слышал моего вопроса, и смотрит на мою порцию мороженого, к которому я не прикасался:

— Вы не будете?

— Оно ваше.

Я встаю.

— Позвоните мне в Нью-Йорк по номеру, который я вам оставил. Но не в Pierre.

— Счастливого пути, — ворчит он.

Я собираюсь уходить, когда слышу его невозмутимый голос:

— Вы могли бы хотя бы оплатить счет.

— Простите.

— Пожалуйста, — отвечает он.

Он звонит мне через два дня: «Мы согласны на обе операции. Желаю удачи». Я нахожусь в квартире Лео Суссмана, где Лео за мой счет установил три дополнительные линии. Вместе с Лео и его женой Робин мы садимся за стол. Они видят мое лицо:

— Плохие новости?

— Нет-нет, наоборот.

Еще один шаг. Очередное па в моем танце. Еще один решающий шаг. Дело пошло.

На кассете записан четкий и приятный голос Скарлетта:

— Ход первый: предоставить в распоряжение Мартина Яла необходимый ему в будущем капитал. Ключевая роль в этом принадлежит Феззали. Он должен согласиться, в любом случае вам надо постараться его убедить. У вас все должно получиться. Он выслушает вас, потому что был другом вашего отца и потому что в бизнесе с недвижимостью в Солнечном поясе вы проявили большие способности. Он выслушает вас, но что еще больше убедит его подключиться к операции, так это возможность задействовать крупный капитал; бизнесом не занимаются из добрых побуждений, в таком случае это будут пожертвования, а они не облагаются налогами. Нет, Феззали согласится, поскольку то, что вы ему предложите, заинтересует его и представляемых им эмиров в чалмах. На карту в первую очередь поставлен холдинг и возможность его приобрести. Феззали понимает, что это отличное капиталовложение. Он согласится, потому что увидит в этом возможность получить контроль над швейцарским банком — то, что нефтедолларам до сих пор не удавалось.

Как только будет достигнуто соглашение с Феззали и сотни миллионов долларов, которые вы просили у него…

Из Рима я отправляюсь прямо в Нью-Йорк и почти месяц посвящаю подпольной деятельности, непростой самой по себе и сильно осложненной тем, что я делаю это тайно и вне ведения (по крайней мере, я так надеюсь) от шпионов Мартина Яла. Эта игра в прятки сначала меня забавляла, но вскоре она стала досаждать до такой степени, что я решил последовать совету Марка Лаватера и обратился в полицию с жалобой на организованную за мной слежку.

Примерно четыре недели спустя после телефонного звонка Феззали, в котором тот подтвердил, что согласен участвовать в операции и уже перевел деньги на счет моей компании в Лихтенштейне, после того как я открыл новую панамскую компанию, которая понадобится мне позже, и после нескольких консультаций с тремя адвокатами я наконец заявляюсь в банк на Нассау-стрит в Нижнем Манхэттене.

— Ход второй. Молодой Симбалли, человек, к которому вам следует обратиться после согласия Феззали, — банкир по имени Стерн. Это пожилой человек, который планировал уйти на покой еще два года назад. Он думал, что его преемником станет внук, но мальчик умер, и с тех пор Стерн сильно изменился. Я полагаю, что он готов прислушаться к любому предложению о покупке, лишь бы оно было разумным, другими словами, если вы предложите за его акции цену, превышающую все, на что он может рассчитывать в настоящее время. Как вас зовут, я забыл? Франц. Послушайте меня, Франц, вы увидите, что все это довольно просто. С того дня, как умер ваш отец, а Мартин Ял стал управлять тем, что я назвал «Кюрасао-Два», — самым красивым из моих творений, — Ял превратил его в известном вам секторе в одну из групп, если хотите, в одну из самых мощных транснациональных корпораций в мире. Настолько мощную, что в западном капиталистическом мире существует всего лишь еще одна корпорация такого уровня, и это ЮНИЧЕМ. ЮНИЧЕМ и «Кюрасао-Два» — конкуренты, по крайней мере в принципе; в реальности они делят между собой, следуя молчаливому соглашению о ненападении, большую часть мирового рынка все в том же конкретном секторе. Каков расклад сил? ЮНИЧЕМ весит в два раза больше, чем «Кюрасао-Два», — это несколько миллионов долларов. Вы следите за мной, молодой Франц? Хорошо. Теперь посмотрим, что собой представляет ЮНИЧЕМ. Это компания, в которой сорок пять процентов долей учредителей, акций и других ценных бумаг находятся в руках мелких акционеров. Их должно быть — вам следует это знать — около двадцати пяти тысяч, и в основном это граждане Свободной Америки. Мы поговорим о них позже. Рассмотрим сейчас остальные пятьдесят пять процентов, то есть контрольный пакет акций. Эти пятьдесят пять процентов принадлежат двум семьям, представленным двумя банками, которыми управляют два человека, и эти пятьдесят пять процентов представляют шестьсот семьдесят тысяч акций. Крупнейшим из этих двух основных держателей акций, которые фактически управляют ЮНИЧЕМОМ, как раз и является господин Аарон Стерн…